Фото обложки: Демонстрация социал-демократической партии Германии (СДПГ), октябрь 1930 года. Надпись на плакате — «Победа нацистов приведет Германию к гражданской войне». Источник: Федеральный архив Германии

Гитлер относился к своей аудитории как к наивным детям, считая, что люди эмоциональны и с легкостью поддаются влиянию уверенных речей. По его мнению, достаточно было регулярно повторять одни и те же постулаты, чтобы со временем их начали принимать за истину. Для этого было создано специальное Министерство пропаганды под руководством Йозефа Геббельса, которое, как принято было считать, отлично справлялось со своими задачами. И Гитлер, и Геббельс ошибались.

В 2015 г. экономисты Нико Фойгтлэндер и Ханс Йоахим Фотх провели исследование, чтобы оценить антисемитские настроения в период с 1996 по 2006 г. Для этого они изучили многочисленные данные социальных опросов тех, кто подвергался нацистской пропаганде. Среди немцев, родившихся в 1920–1930-х гг., с утверждением «Евреи имеют слишком большое влияние в мире» соглашались на 5–10% чаще, чем среди тех, кто родился в другие периоды. Эту цифру нельзя назвать колоссальной, хотя, разумеется, и она имеет значение.

Чего на самом деле достигли пропагандисты Третьего рейха? Фойгтлэндер и Фотх заметили, что антисемитизм оказался силен лишь там, где еще до прихода Гитлера к власти наблюдались подобные настроения. В регионах, где антиеврейские лозунги не звучали прежде, антисемитская риторика вызывала отторжение.

Известный историк Ян Кершоу пришел к аналогичным выводам: бесконечная прокрутка радиопередач и кинофильмов, уничижительно отзывающихся о еврейском народе, не оказывала влияния, на которое рассчитывали пропагандисты. Там, где немцы годами жили бок о бок с евреями, призывы дискриминировать соседей в лучшем случае игнорировались, а где-то и показательно бойкотировались — до тех пор, пока государственная машина не принялась «закручивать гайки». Нацистам удалось добиться исключения евреев из экономической и социальной жизни государства только путем террора и юридической дискриминации. Во многих регионах немцы не были готовы поддержать антисемитскую пропаганду. Лишь страх становился причиной так называемого молчаливого согласия.

Согласно социологическим исследованиям, тотальной поддержки не встретила и программа принудительной эвтаназии людей с ментальными и физическими заболеваниями. Жесткая критика коммунизма была успешна только среди тех, кто и прежде придерживался других политических убеждений. Едва ли Гитлер и Геббельс убедили бы в антикоммунистических идеях большое количество промышленных рабочих. Открытые протесты были опасны, но многие в знак неповиновения просто не выходили на работу.

Повальная любовь населения к представителям нацистской партии тоже оказалась мыльным пузырем. Интересно, что сделать такие выводы современным исследователям помогли отчеты, подготовленные службой безопасности рейхсфюрера (Sicherheitsdienst des Reichsführers), или СД. Некоторые из них не скрывают презрения немцев к пропагандистам. До наших дней дошла такая служебная записка отделения СД в Швайнфурте (городе в центральной Германии): «Наша пропаганда повсеместно отвергается населением, потому что воспринимается как ложная и лживая».

Сплоченность немецкой армии также обуславливалась вовсе не преданностью нацистским идеалам. Людей отправляли в бой стремление к взаимной поддержке в малой группе (например, своей военной части) и страх перед репрессиями в случае отказа от мобилизации.

Историк Ян Кершоу утверждает, что нацистская пропаганда могла раздувать существующие заблуждения и предубеждения, но не рождать новые. Нацисты терпели фиаско каждый раз, когда пытались убедить аудиторию в идеях, к которым она не была лояльна изначально. Тогда в ход шел государственный террор, запугивание и угрозы, что никак нельзя назвать успешной агитацией. «Огневой вал пропаганды» оказался крошечной искрой, которая потухла вскоре после окончания войны.