Если фраза «30-летний парень, пишущий с анонимного аккаунта от имени девушки» звучит одновременно и смешно, и ужасающе, значит, Антону Секисову все удалось. В издательстве «Альпина.Проза» вышел новый роман автора — «Курорт». Это история о релоканте в Грузии, некогда успешном московском журналисте. Поговорили с автором и выяснили, насколько здесь уместна связь с Ильфом и Петровым, чем хорош типаж «блуждающего человека», почему люди верят в теории заговора и, главное, прав ли Пелевин. 

«Юмор должен возникать спонтанно»

— Давай начнем с главного! Как ты сам определяешь жанр «Курорта» и почему? 

— Так само собой складывается, что в художественной прозе я работаю в пограничных жанрах. Предыдущий текст, «Комнату Вагинова», чаще определяют как черную комедию или как комедийный триллер, и вот теперь «Курорт» — типичная, как мне кажется, трагикомедия. Из раза в раз я отталкиваюсь от мрачных, порой устрашающих тем и ситуаций, но неизбежно свожу их к фарсу, гротеску. С одной стороны, хочется вырваться из этой матрицы, но с другой — как будто бы чувствую, что удается все лучше работать с этой зыбкой материей, ну и это, наверное, уже часть авторского стиля.

— Местами «Курорт» навевает воспоминания о творчестве Ильфа и Петрова. Разве только вместо авантюрно-активного Остапа у нас тут пассивный Митя. Согласен? Видишь какую-то преемственность?

— Трудно сказать. С одной стороны, кажется, что дилогия Ильфа и Петрова вообще не оказала на меня никакого влияния, но, наверное, эти тексты просто у нас всех в ДНК, и если ты пишешь нечто условно юмористическое, то так или иначе это будет похоже на «Двенадцать стульев». 

Но вообще юмористическую прозу в чистом виде я не люблю, и стендап не особо нравится: смущает и раздражает, когда автор задается целью смешить. Юмор должен возникать спонтанно или по крайней мере создавать иллюзию этой спонтанности. Одно из редких исключений — Тэффи. Ее юмор кроется не в ситуациях, а скорее в расстановке слов в определенном порядке. То, что она сама называла «радиоактивностью», — некое сияние между словами, не поддающееся определению.

— Ирония, гротеск, сарказм — лучшие инструменты для осмысления реальности сейчас? Пишем по принципу смеющегося Эпикура? 

— Нет, думаю, что куда лучше соответствуют времени трагедия или героический эпос. А я просто работаю так, как у меня получается. В начале 2022 года было ощущение, что для иронии и сарказма вообще не останется места, наступают принципиально другие времена, в которые я просто не вписываюсь в художественном плане. Но нет, все еще существуют лакуны, в которых можно прятаться от реальности и писать в соответствии со своей органикой. 

Курорт как круг Данте 

— Что в «Комнате Вагинова», что в «Курорте» герои — это такие потерянные «странники», которые «земную жизнь прошли до середины» и бродят, скитаются. Почему тебе нравится работать с такими типажами?

— Этот вопрос застал врасплох, а ведь я должен был уже давно на эту тему задуматься. Возможно, мне нравится описывать героев лет 30–35 потому, что это такой возраст, когда вроде бы многое еще впереди и теоретически ты можешь кардинально изменить жизнь, причем еще не один раз. Но за редким исключением этого не происходит: ты ощущаешь скованность, существуешь в некоей навязанной тебе судьбой траектории, внутри определенного узора, из которого фактически не можешь выбраться. Это рождает растерянность, смесь обреченности и надежды — нужный мне для работы психоэмоциональный фон. 

— Мир, в которым оказывается Митя, мне показался весьма мифологизированным. Не совсем Грузия, а некий образ то ли чистилища, то Лимба. В этом была задумка или это лишь одна из возможных интерпретаций — через призму Данте? 

— Рад, что возникло такое ощущение. Как и в случае «Комнаты Вагинова», локация играет тут первостепенную роль. Меня завораживают маленькие курортные города не в сезон. Пустынные пляжи, ржавые зонтики, перевернутые лежаки. Постоянные дождь и туман, которые делают очертания предметов нечеткими. Кажется, что оказался где-то в беккетовском nowhere или по меньшей мере во сне. Курорт не в сезон — типичное лиминальное пространство, которое вселяет тревогу и в то же время притягивает. Мне было важно подчеркнуть, что это не конкретный город, а некий условный К., не вполне реальный. 

— Митя ведет аккаунт вебкам-модели. А это достаточно обсуждаемая часть современной массовой культуры. Как думаешь, в литературе это пока недостаточно освещено? Ощущение, будто нет… Почему? И нужны ли нам художественные тексты об этом?

— Трудно сказать. Стараюсь не мыслить в таких категориях: нужно или не нужно писать на те или иные темы. Сразу возникает ассоциация с советскими писательскими собраниями, где какой-нибудь чиновник негодует, что «товарищи литераторы» мало пишут о гидрогеологах или нефтяниках. Больше того, погоня за темой губительна. В 2024 году можно написать прекрасную новаторскую поэму о Медном всаднике и абсолютно вторичный роман о голосовом помощнике, роботе-курьере или чем-то еще актуальном.

Антон Секисов против ящеров (или заодно с ними) 

— В тексте ты упоминаешь много реалий поп-культуры, от «Ведьмы из Блэр» и «Моряка Папая» до «Русов против ящеров». У читателя, соответственно, сразу возникают ассоциации, он понимает эти отсылки. Как думаешь, такое заигрывание с некой интертекстуальностью в современной прозе неизбежно? И для чего это нужно было тебе?

— Прочел в интервью у какого-то маститого писателя, искренне не помню, кто это был, что он убирает из своих текстов все приметы современности, бренды и так далее, чтобы спустя многие сотни лет или даже тысячелетия читатель взял в руки его текст и всё в нем понял. Какая нелепая самонадеянность! 

Я не фанат неймдроппинга, но без примет эпохи, думаю, просто не обойтись. Все авторы, в том числе условный Эсхил, были детьми своего времени и ссылались на вещи и события, которые теперь сможет понять только попаданец из далекого прошлого, ну или исследователь калибра А. Ф. Лосева. Вот недавно читал хороший роман Даши Благовой «Течения», и там есть момент, который, наверное, сложно понять, если не знаешь текст песни Noize МС «Из окна». Эта деталь малозначительная, но она сразу придает тексту определенный объем. 

— Митя любит конспирологические теории (в особенности, как ты пишешь, про орден вампиров, который управляет людьми с помощью поп-культуры!). И он не один такой. Несмотря на доступность научного знания, конспирология сейчас очень популярна. Почему? Отчего люди в это верят? 

— Думаю, тут дело просто в том, что наш мозг настроен на улавливание связей и закономерностей среди этого абсолютного хаоса так называемой жизни. Но некоторые личности, особенно невротического склада, вот типа меня, склонны чрезмерно увлекаться этими связями и закономерностями, и всё это может довольно далеко завести в довольно короткие сроки. Иногда опасаюсь, что когда-нибудь стану таким мужичком с яичницей в бороде, который раздает у метро листовки с цифрами 666 и призывом «Опомнитесь!». Но, с другой стороны, я смотрю на реальность сквозь такой толстый слой иронии, что это вряд ли возможно. 

— «Курорт» — роман об эмигранте. Давай взглянем чуть шире и отойдем от самого романа: ждет ли нас новая волная качественной эмигрантской прозы в ближайшие десятилетия, как думаешь? Повторит ли она опыт XX века? 

Уже сейчас существует некий корпус текстов на эту тему, в том числе и прежде всего эмигрантских, и среди этих текстов есть довольно интересные. Не знаю, насколько всё это будет похоже на эмигрантскую прозу столетней давности, но они сделают богаче русскую литературу.

— «Реальность — это контролируемая галлюцинация», говорит один из твоих героев. Получается, Пелевин все-таки прав?

— Мысль о том, что реальности не существует или что ее следует подвергнуть сомнению, сама по себе не нова. Кажется, Лев Толстой проводил следующий эксперимент: закрывал глаза, а потом резко их открывал, рассчитывая таким образом застигнуть реальность врасплох и увидеть небытие. 

Но одно дело, когда это праздные рассуждения некоего литератора, а другое — когда на языке рацио, науки, со ссылками на последние исследования тебе сообщают, что наша реальность — галлюцинация и что наш внутренний голос обманывает нас, при помощи различных уловок и манипуляций убеждая, что картинка в нашем мозгу это и есть реальность. Тут я прежде всего говорю о книгах типа «Новая теория сознания» или «Внутренний рассказчик». 

— Ну и финальный вопрос. Ты тоже управляешь читателями с помощью поп-культуры. Антон, ты — вампир? А писатели — тайные хозяева мира?

— Ха-ха, любопытное логическое построение. Но, Денис, если бы я был вампиром, стал бы я тебе вот так запросто, походя, признаваться? Миром же, думаю, управляют все-таки рептилоиды или древние подземные боги — по крайней мере, я на это осторожно надеюсь.