Мифологические образы все чаще переосмысляют и используют в прозе. Они становятся и символами, помогающими раскрыть глубину персонажей, и основной уникального авторского сеттинга, и инструментами, помогающими держать напряжение, — волшебными клубками, благодаря которым развивается сюжет.

В издательства «Альпина.Проза» вышел роман Рагима Джафарова «Башня тишины» (до этого публиковавшийся в виде литературного сериала в сервисе «Яндекс Книги»). Это боевик в голливудской традиции, наполненный зороастрийской мифологией: от благих духов до джиннов и гулей. Однако все мифологическое в этом тексте не просто красивая декорация, позволяющая «поиграть» и с читателем, и с героями. Все события «Башни тишины» держатся, как восточные бусины, на красной шелковой нити, они нанизаны на философский вопрос: «Может ли зло стать добром, если захочет?» 

В 2025 году в «Альпине.Проза» выходит переиздание романа Уны Харт (Анастасии Максимовой) «Когда запоют мертвецы». Это магический реализм, построенный на суевериях, связанных с легендами о ведьмовстве и чернокнижии, — неотъемлемой части средневекового канона. Все «чудесное» для Максимовой — волшебная полупрозрачная пряжа. Потому происходящее, реалистичное за счет деталей быта и в то же время абсолютно волшебное за счет фольклорных элементов, застывает где-то между «было», «не было» и «возможно». Исландия — центральная локация романа. И ее многочисленные культурные слои здесь смешиваются: более древние, языческие представления, соседствуют со средневековыми, христианскими.

Так зачем авторы обращаются к мифам? Почему все чаще выбирают локальные верования? Помогает ли это создать новый эпос XXI века? Разбираемся вместе с экспертами — писателями, редакторами и блогерами.

«Один из главных символов — загадочная башня»

— Почему ты решил использовать зороастрийские мотивы в «Башне тишины»?

— Сложно сказать точно. Отчасти потому, что до сих пор никто точно не может сказать, для чего предназначалась и когда была построена Девичья башня в Баку. Один из главных символов страны, расположенный стоящий в центре столицы, — загадочная башня. И версия о том, что это зороастрийское ритуальное сооружение, имеет место быть. Азербайджан когда-то был частью зороастрийской империи Сасанидов. Как тут не развить тему? А отчасти потому, что история моей семьи ведет меня в Иран. А там, за зелеными исламскими фасадами, мгновенно всплывают тысячи лет зороастризма, пропитавшего всю древнюю культуру. Я не мог этим не заинтересоваться.

— Проще ли работать с текстом, когда в нем есть такое мифологическое допущение? 

— Вряд ли можно рассуждать категориями «проще»/«сложнее». Если бы этого допущения и всей зороастрийской подоплеки, на которой строится сюжет и подтекст книги, не было бы — была бы какая-то совсем другая книга.

Я не испытываю сложностей с тем, чтобы внимательно изучить материал, провести исследование, съездить в Иран, где зороастризм еще жив. Это один из немногих бонусов писателя — ты можешь и даже должен интересоваться странными вещами. И тебя за это никто не осудит.

Самым сложным было упростить все, что я узнал, и не сделать из книги религиоведческий текст. Рассказать просто и хотя бы относительно интересно об очень сложном — это задача со звездочкой.

«За каждым современным трендом скрываются слои прошлого»

— Как современные авторы используют мифологию и обыгрывают ее? 

— По-разному: переосмысливают ее через ретеллинги и вдохновляются ею при создании собственных оригинальных сюжетов. Иногда это просто новая интерпретация известного сюжета, как в «Цирцее» Мадлен Миллер, где древнегреческая богиня, обычно второстепенная фигура, получает голос и собственную историю. В других случаях авторы проводят параллели между прошлым и настоящим, подчеркивая универсальность мифологических сюжетов и цикличность времени.

—   Откуда у авторов и читателей интерес к мифологии в тексте? 

— Прямо сейчас люди все больше интересуются своей историей, корнями, традициями. И мифология — это отличный способ их исследовать. К тому же, мифология универсальна: в ее основе лежат сюжеты и вопросы, которые волнуют человечество всегда. 

Возьмем, к примеру, тропы — устойчивые сюжетные формулы, находящиеся в основе всех сюжетов мировой литературы. Разные исследователи фиксируют разное количество тропов (в среднем от 6 до 36), но важно то, что все эти тропы берут начало в мифологии – античной и других. Так что мифы — это не только наследие прошлого, но и универсальный язык, с помощью которого можно говорить о настоящем.

Для читателя мифология — отчасти побег от реальности наряду с полностью вымышленными фэнтезийными мирами, но в то же время это сочетание чего-то уже знакомого и нового. Возможность не только прочитать интересную книгу, но и заодно расширить кругозор.

— Синтез мифологии и литературы — это попытка нащупать новую мифологию XXI века?

— Кажется, что литература пытается заново осмыслить мифы и создать что-то вроде новой мифологии для XXI века. Авторы берут старые сюжеты и добавляют современные смыслы, поднимая вопросы, которые актуальны здесь и сейчас. 

Например, ретеллинги часто обращаются к феминистской повестке, показывая, что голос женщины был важен и в прошлом, просто его не слышали. Кроме того, мифы часто становятся основой для обсуждения более широких тем: идентичности, глобализации, изменений в культуре. Так, этническое фэнтези позволяет не только познакомиться с фольклором, но и увидеть, как история страны или народности формировала современную культуру и мировоззрение. Ведь за каждым современным трендом или идеей скрываются слои прошлого, которые продолжают влиять на нас, даже если мы этого не замечаем.

«Новые герои — из мемов, игр и “Тиктока”»

— Синтез мифологии и литературы — это попытка нащупать новую мифологию XXI века, осознать настоящее?

—Я много об этом думала. Происходит ли какое-то формирование мифологии XXI века? Однозначно нет. Во-первых, мифология так не формируется. У нее иная динамика, это другие процессы. Мифологию нельзя сформировать общественными намерениями. Люди просто черпают вдохновение в хорошо знакомых им мотивах. Почти как на свадьбу: something old, something new, something borrowed, something blue. Ну вот так же и здесь. Что-то новое, что-то старое. Люди прибегают к фольклорным и сказочным мотивам, потому что им нужно нечто узнаваемое. Отсюда и бесконечная популярность ретеллингов. Выльется ли это во что-то существенно новое? В лучшем случае, наверное, это случится с городскими легендами. И то вряд ли.

Сейчас у всех сильная потребность в визуальном восприятии, поэтому популярными чаще становятся не литературные герои, а персонажи игр, мемов, они появляются  откуда-нибудь из «Тиктока». Поэтому новое я вижу скорее в интернет-фольклоре, а не в синтезе фольклора и литературы. Но скажу, какие тенденции я точно вижу:

• тенденцию к фемоптике, местами там, где она смотрится довольно удивительно;

• тенденцию к сильному упрощению. Например, я недавно прочитала «Безмолвие девушек» Пэт Баркер — историю, которая построена вокруг мифа об Ахилле и Патрокле, но рассказана Брисеидой, троянской рабыней Ахилла. У меня осталось такое впечатление, будто мне очень быстро пересказали сюжет мифа. Поставили какие-то деревянные декорации: мол, смотри, это типа Древняя Греция. Сейчас большая редкость, чтобы кто-то смотрел вглубь. Если мифологический мотив используют, то, увы, чаще всего авторы о нем почитали в одном-двух источниках. 

«Можно написать свой фанфик на основе мифов»

— Почему сейчас так популярно использовать мифологию в книгах? 

— Различная мифология стала прообразом многих книг. Думаю, популярность обусловлена тем, что, по сути, это уже какая-то готовая вселенная, со своими персонажами, сюжетами. Можно написать свой фанфик на основе мифов — это будет интересно. Для читателя это новое погружение в уже знакомую вселенную с новыми правилами или же погружение в конкретную мифологию через какую-то более интересную призму. Для автора — возможность уже знакомую вселенную изменить так, как хотелось бы, или на основе ее придумать что-то свое.

— Как думаешь, какой мифологии сейчас в текстах больше всего и почему? 

— Самая популярная мифология — древнегреческая. Раньше я в нее особо не погружался, но после нескольких книг, основанных на ней, мне захотелось получше узнать греческие мифы. Уже на моем примере можно понять, что проза может подтолкнуть к изучению мифологии и чтению нон-фикшн.