«Это я — Эдичка»

«Once upon a time… летом 1976 года в жарком Нью-Йорке на Мэдисон-авеню жил человек по имени Эдичка. Был он очень одинок по причине того, что “выпал” из всех коллективов, в которых состоял до этого. Из семьи (самого маленького коллектива), из эмигрантской газеты (где работал), Старой Родины (большая и безразличная, она спала на другом боку глобуса), из Новой Родины (большая и безразличная, она видна была из окна на Мэдисон). Выпав из всех коллективов, человек испугался и завыл. Так как Эдичка обладал определенными литературными навыками и талантом, то вопли его сложились в литературное произведение».

«Эдичка записывал свои вопли, сидя на кровати в отеле на Мэдисон. Начиная утром главу, он покидал отель, жил эту главу на нью-йоркских улицах и на следующее утро вспоминал ее. Ему было что вспоминать — лишившись опеки коллективов, он сделался смел, как крыса, и безгранично свободен, — потому приключения его соответствовали его желаниям. В то лето в Нью-Йорке благодаря стечению обстоятельств и свойствам его характера человек этот пережил illumination. Он удостоился редчайшей чести — увидеть нагое, бессмысленное и жестокое — подлинное лицо жизни, без вуали иллюзий. И, к счастью, не было близких людей рядом с Эдичкой, некому было отвлечь его от лицезрения ужаса. И он влюбился в прекрасное и страшное лицо Медузы…»

«На сегодняшний день неоспоримо, что Эдичку — типа в розовых туфлях на каблуках в 13 сантиметров, в белом костюме, крестик под горлом (смотрите, с нагло растерянным лицом пробирается он по Бродвею!..) — уже не выставить из литературы. Создание русского духа, так он в ней и останется. Вместе с девочкой Лолиткой и донским казаком Григорием Мелеховым. Правильные герои коллектива-мы перестройки не затмят Эдичку от читателя, так же как не затмили его правильные и честные, как лопаты, персонажи-мы диссидентства. Неуничтожимость же героя — самая большая гордость для писателя. Все остальное — чушь собачья и муть зеленая».

THE ABSOLUTE BEGINNER, или Правдивая история сочинения «Это я — Эдичка», 1990

«История его слуги»

«Между тем сам я находился на иерархической лестнице жизни чуть выше слуги. В моем подчинении была, правда, одна женщина-слуга — черная Ольга, наша горничная. Повара у нас на 6, Sutton Square не было, семья Питера и он сам постоянно жили в имении в Массачусетсе, в городке Спрингфилд. Так что ланчи, когда мой босс находился в Нью-Йорке, готовил я. Об этих счастливых днях на берегу Хадсон-ривер я написал книгу “История его слуги”. Впрочем, не такими уж они были счастливыми, эти дни».

Книга воды, 2002

«С книгой “История его слуги” у меня были проблемы. Выяснилось, что я активно не хочу рассказывать истории. Или я хотел рассказывать только куски из историй. Я хотел в те годы быть репортером жизни. Узнал, и написал, пережил, и написал. Я долго мучился с “Историей”, начал ее в Нью-Йорке, привез в Париж две главы и писал там, затем дописывал осенью 1980 года в Pacific Grows в Калифорнии (живя у девушки Бетси Карлсон), а затем по совету Элиндеи Проффер переделал ее в Париже, урезав на одну четвертую (об этом с юмором в рассказе “Американский редактор”). Когда книга была опубликована по-английски, американские критики писали, что она “hilariously funny”. Я не нахожу “Историю” ухахатывающей, считаю, что зря послушался совета Элиндеи Проффер и урезал книгу. Она потеряла, а вырезанной четверти у меня не сохранилось».

Тонкое небо (о моем творчестве), 2010

«Дневник неудачника»

«В 1977 году в Нью-Йорке я бродил, безработным, по улицам, был одинок, меня в полуголодном состоянии посещали видения, которые я нацарапывал в блокнот. Блокнот потом стал книгой “Дневник неудачника”. Там есть и видения будущего».

«Русский парень, я ходил среди джентльменов и обучался у них — видимо, для того чтобы через пару десятков лет создать радикальную партию в морозной Москве. Истинно говорю вам: связь поступков между прошлым и будущим существует. За кажущейся невнятицей одной отдельно взятой судьбы, в частности моей, просматривается сценарий, только до поры до времени он не очевиден. Впрочем, какие-то искры вспыхивают. Как раз в 1977–1979 годах, когда я служил house-keeper в Нью-Йорке, я писал книгу “Дневник неудачника”, на страницах которой рассыпаны эпизоды моей будущей жизни».

Конец света 2030, 2012

«Смерть современных героев»

«Человек путешествует по миру для того, чтобы размышлять, рассматривать, сравнивать. В Италии вонючая острая пища, и там дико холодно — эти истины я запомнил из своего пребывания в Италии зимой с 1974-го на 1975 год. Через семь лет все исследованное подтвердилось еще одним опытом. В Венеции лежал снег! Более того, только что закончилось наводнение, и грязь и ил еще лежали лаковым слоем у колонны святого Теодора. Адриатика, то есть собственно море, оказалось, было цвета грязной воды, изливающейся из стиральной машины. <...> Я написал по материалам этого странного путешествия странный эстетический роман “Смерть современных героев”, в котором, вот уж прошу мне поверить, нет ничего надуманного. <...> Роман этот в России не поняли, здесь грубые вкусы. Надеюсь, им насладятся как лакомки последующие поколения, утончив наконец свою чувственность».

Книга воды, 2002

«У нас была Великая Эпоха»

«В книгах этой трилогии важен не сам герой, а его среда, время, эпоха. Первая книга, “У нас была Великая Эпоха”, начинается приблизительно 1947-м и кончается 1950 годом. У героя четырех-семи лет пока нет никаких “Я”, помимо чувств, кроме обоняния, осязания и других. У него только-только начинает проявляться характер. Но интересно то, что он видит вокруг, его детское восприятие: победившие в войне грубые, красивые, полуграмотные люди. В этой книге много цвета, я себе с гордостью говорю, что она похожа на фильмы Фассбендера о послевоенном времени: “Замужество Марии Браун”, “Тоска Вероники Фосс”. Война, дом, окруженный развалинами, штаб дивизии, где живут иждивенцы и военные. Всё это чудовищная действительность, но одновременно и очень красочная. Там много красного и золотого. Мне особенно удалась сцена похорон майора Солдатенко, под дождем…»

Из интервью Ярославу Могутину

«Подросток Савенко»

«Я хочу предостеречь читателя от политической интерпретации книги, от возможных обвинений в адрес Христа, Рюрика, Ленина, Сталина, Брежнева и других “застойных” и “кровавых” лидеров в том, что жизнь рабочего поселка была такой… скажем, дикой. Сотни тысяч рабочих поселков во Франции, Америке, Германии и где угодно живут нормальной дикой жизнью и сегодня. И, по всей вероятности, будут так жить всегда. После выхода французского издания “Подростка” критики отметили удивительное сходство моей Салтовки с рабочими гетто вокруг Парижа, с Курбэвуа, Абервильерс и прочими. Критик “Фигаро” Клер Галуа нашла это сходство подозрительным. Похвалив книгу, она выразила сомнение в подлинности ее как документа. Дескать, в тоталитарном обществе не могло быть в 1958 году подобного изобилия аутсайдеров. Это, мол, все умелая романическая выдумка. По моему мнению (Э. Л.), разумнее прийти к выводу, что политический строй мало влияет на самые основы жизни класса, отдающего в наем свои руки и время. А уж я жизнь этого класса вкусил в полной мере. Моя карьера рабочего началась в 17 лет в Харькове и закончилась в 37 лет в Нью-Йорке».

Предисловие к изданию: У нас была великая эпоха, Подросток Савенко // Глагол. 1992 (1994). № 18

«Молодой негодяй»

«“Молодой негодяй” — довольно счастливая книга о провинциальной юности поэта в застойном Харькове, в застойном, одряхлевшем, как Австро-Венгерская империя, СССР. В дряхлых государствах юноши обыкновенно переживают счастливые и долгие юности. Вообще человеку в дряхлых государствах жить легко, хотя и скучно…»

Предисловие к изданию: Молодой негодяй // Глагол. 1992. № 19