Как античные авторы переосмыслили собственную мифологию? К выходу книги «Боги и смертные: Современное прочтение мифов Древней Греции» вместе с образовательным проектом «Химера» подготовили материал о хтонических образах Античности — как они менялись и во что превращались. Рассказывает Надежда Налимова, кандидат искусствоведения, старший преподаватель кафедры всеобщей истории искусства исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Битвы трех поколений богов

Гесиод, один из отцов греческой мифографии, в поэме «Теогония» (греч. Θεογονία — происхождение богов) впервые в Античности систематизировал космогонические мифы и с впечатляющей педантичностью обрисовал генеалогию сотен божеств и божественных порождений. Хотя в этой поэме, в отличие от гомеровских, нет единого сюжета, в ней есть сквозная тема — утверждение порядка, равновесия между разными силами и сферами мироздания, которое устанавливается в смене трех поколений богов. И не просто в смене, но в конфликте, в столкновении, отмечающем каждую новую ступень гармонизации мира. 

Эта фундаментальная для греков идея воплотилась в сюжете титаномахии (греч. Τιτανομαχία, μάχη — битва), детально описанной Гесиодом, — десятилетней космогонической битвы между титанами и богами Олимпа. Первые были порождениями Геи-Земли и Урана-Неба и сами олицетворяли стихии, некие мирообразующие силы. Согласно объяснению Гесиода, звались они титанами  (греч. τιταίνω — простирать [руку]) оттого, что посягнули на власть родителя — Урана. Вторые — дети и внуки титанов. Им тоже суждено было отнять власть у отцов и стать создателями нового порядка, правителями нового мира. 

Дополнением к титаномахии и ее квинтэссенцией стала космическая дуэль верховного божества Зевса и змея Тифона, порождения Геи и Тартара (Бездны), «голова которого касалась звезд, а руки простирались одна до заката солнца, другая — до восхода».

Тифон и титаны были побеждены и низвергнуты в пропасть Тартара. Связанные с Землей по рождению, теперь они стали буквально chthonioi — богами и духами подземного мира (от греч. χθών — земля, которая отлична от Геи-Земли; буквально χθών — почва, в переносном смысле — преисподняя, то, что лежит «под»). 

Во вселенной, разделенной Зевсом на три части (Зевс — Олимп и надземный мир, Посейдон — моря, Аид  — мир подземный), воцаряется порядок. Но битва между хтонизмом и олимпизмом никогда не заканчивается. Она лишь рассыпается на множество поединков и «махий» разного масштаба, и в этих «ярых, могучих боях» вечно утверждаются два главных качества божественного Космоса — красота и порядок.

Химера, горгона Медуза и Кроммионская свинья

Тифон, титаны и космические сущности вроде Нюкты (Ночи) и Эреба (Мрака) породили целую плеяду опасных монстров, ужасов и бедствий. Одни (такие как Смерть и Сон) относительно спокойно сосуществуют с людьми и богами, другие яростно конфликтуют с ними. 

В роли монстроборцев обычно выступают дети старших олимпийских богов, в первую очередь Зевса. Аполлон, подобно отцу, побеждает змея Пифона и низвергает его в пропасть. Геракл борется со многими монстрическими существами: порожденной Тифоном Лернейской гидрой, сыном Земли Антеем, псом преисподней Цербером и даже с самим Танатом-Смертью. Персей, другой сын Зевса и предок Геракла, отсекает голову горгоне Медузе, порожденной все тем же Тифоном. Сыновья Посейдона, Беллерофонт и Тесей, побеждают двух ее кровных сестер — Химеру и Кроммионскую свинью. Последняя успевает произвести на свет Калидонского вепря, на которого впоследствии охотятся все герои Эллады. 

И так до бесконечности. Схватка олимпийцев и их потомков с хтоническими врагами повторяется в поколениях снова и снова. И это не только поединки, но и битвы.

^{Гигантомахия. Фрагмент фриза сокровищницы сифносцев в Дельфах, ок. 525 г. до н.э. Археологический музей, Дельфы} 

После титанов на олимпийских богов восстали гиганты, рожденные Землей из крови оскопленного Урана. Сюжет, напоминающий титаномахию и ощущающийся как ее вариация, был чрезвычайно популярен в греческом искусстве — от вазописи до монументальной скульптуры. Гесиод не описывает эту битву, но коротко характеризует гигантов как могучих, закованных в броню воинов «с длинными копьями в дланях могучих, в доспехах блестящих». Именно такими они предстают в греческом искусстве эпохи архаики (см. иллюстрации выше), и лишь позднее возникает представление о них как о змееногих и крылатых миксоморфах.

^{Гигантомахия. Фрагмент росписи апулийского кратера. IV в. до н.э. Музей искусств и ремесел, Гамбург}

Темные стороны олимпийцев

Многочисленные битвы легендарных времен, такие как кентавромахия, амазономахия или война греков с троянцами, также воспринимались как отголосок тех космических сражений, как бы перекочевавших в плоскость деяний смертных. Семантика всех этих битв вращается вокруг бинарных оппозиций разных оттенков, таких как «рациональное/стихийное», «звериное/человеческое», «варварское/цивилизованное», и каждая из них содержит отсылку к той главной дихотомической паре — «небесное/хтоническое».

^{Кентавромахия. Метопы южного фриза Парфенона. Британский музей, Лондон; Музей Акрополя, Афины}

Казалось бы, подобное противопоставление земли и неба, верха и низа настолько естественно и лежит на поверхности, что легко может быть принято за некий простой организующий принцип мироустройства. Действительно так и есть, но с одним уточнением. Олимпийское и хтоническое — суть два полюса божественного, одно не может существовать без другого и только вкупе со своей противоположностью обретает полный смысл. То, что миф разделяет на противоборствующие части, на деле есть своего рода континуум — как день и ночь, складывающиеся в сутки, как небо и земля, образующие вселенную. Это свойство особенно ярко проявляется в постоянном взаимном проникновении противоположностей — в мифе, в ритуале, даже во внешнем облике божественных персонажей.

Возьмем, к примеру, змееморфность хтонических существ. Для древних змея — это само воплощение хтонического мира, в виде змеи могли изображаться мертвые, духи героев, агатодаймоны. И в литературной, и в изобразительной традиции змеиные черты монстров — общее место. У Горгоны змеи на голове, у Тифона змеиные ноги или он сам змей-дракон (как и Пифон), у Цербера змеи шипят из шерсти, Сцилла, Химера, «змеекудрые» эринии, богини мести, — все имеют змеиные элементы в своем облике. 

^{На коллаже: 1) Тифон. Фрагмент росписи халкидской чернофигурной гидрии, ок. 540-530 до н.э., Государственное античное собрание, Мюнхен; 2) Геракл приносит Цербера Еврисфею. Фрагмент росписи церетанской гидрии, ок. 525 г. до н.э., Лувр, Париж; 3) Эриния. Фрагмент росписи кратера из Пестума со сценой очищения Ореста. 360-320 гг. до н. э. Британский музей, Лондон}

Но вместе с тем змей сворачивается у ног Афины как символ ее покровительства династии афинских царей-автохтонов, Гермес носит кадуцей (керикион) — магический жезл с двумя сплетенными змеями, сына Аполлона, Асклепия, также сопровождает змея (известно, что живые змеи содержались в святилище Асклепия в Эпидавре). 

^{Реплика статуи Афины Парфенос Фидия. II в. Национальный музей Кралево, Сербия}

^{На коллаже: 1) Фрагмент росписи аттического кратера из Вульчи. 480-470 гг. до н.э. Лувр, Париж; 2) Гермес. Фрагмент росписи Дома Веттиев в Помпеях. I век}

Почти все олимпийцы какой-то из граней своей натуры соприкасаются с миром chthonoi. И это не только Аид и Персефона, прямо связанные с преисподней (отметим на полях, что они не контролируют весь подземный мир с его сложной и запутанной структурой). Это также Деметра, Гермес и даже сам Зевс, носящие эпитет «Хтония» или «Хтоний». 

И ровно у каждого олимпийского божества есть своя темная, угрожающая, стихийная сторона. Каждый из них — это космос и хаос одновременно. Вспомним златокудрого Аполлона, победителя Пифона и покровителя муз. Это божество могло быть и благодетельным, и губительным, способным нести смерть и чуму и одновременно отвращать их, как мы это видим в начальных строках «Илиады». Один из эпитетов Аполлона — Сминфей (Σμινθεύς), «Повелитель мышей», — прямо говорит о его связи с подземным, хтоническим миром. 

При этом гибель от руки разгневанного бога (или даже смерть в результате его ошибки) парадоксальным образом могла означать избранность для смертных. Принявший такую смерть всегда остается рядом с божеством как его хтонический спутник и двойник. Так произошло с Неоптолемом, сыном Ахилла, и спартанским царевичем Гиацинтом (Гиакинфом), убитыми Аполлоном, которые имели почитаемые могилы на территориях святилищ бога в Дельфах и Амиклах.

Змеи и крылья

Нагоняющая страх демоничность обитателей подземного мира — это тоже лишь одна из сторон хтонического. С землей связано не только опасное и страшное, из ее глубин произрастает жизнь в виде зерна, злака, а в Тартаре залегают все «концы и начала». Потому Аид зовется еще Плутоном (греч. Πλοῦτος — богатство, обилие), а супруга его — дочь «аграрной» богини Деметры, ставшая царицей мертвых, но регулярно возвращающаяся в мир живых. Мистерии именно этих двух богинь, Деметры и Персефоны, в Элевсине помогали посвященным освободиться от страха смерти и обеспечивали блаженную жизнь за гробом.

Помимо змееморфности, другим довольно устойчивым атрибутом хтонических существ становятся крылья. Крылья, которые у нас ассоциируются с чем-то небесным и воздушным, принадлежащим верхнему миру, отнюдь не были атрибутом олимпийцев, по крайней мере в их общепринятой гомеровской «визуализации». 

Крылатыми часто изображаются титаниды, боги стихий: Эос (Зря), ветра Борей, Зефир и др. Возможно, когда-то и олимпийцы были крылаты: рудименты этих черт можно обнаружить в искусстве греческой архаики. Но в большинстве случаев крыльями наделяются лишь вестники и спутники обитателей Олимпа, такие как Ирида-Радуга или Ника-Победа.

^{На коллаже: 1) Эос с Кефалом на руках. Декорация зеркала из Вульчи. 480-470 гг. до н.э. Музеи Ватикан; 2) Борей, похищающий нимфу Орифию. Фрагмент росписи краснофигурной ойнохои, ок. 360 г. до н.э. Лувр, Париж}

В свою очередь, «негативные силы» стабильно представляются крылатыми — Сфинг (Сфинкс), Эрида (Раздор), Смерть и Сон, горгоны, гарпии, фурии и пр. В греческом искусстве безымянные крылатые существа населяют преисподнюю и сопровождают героев в последний путь, да и сами души умерших (psychai) изображаются в виде маленьких крылатых человечков.

Из богов, близких к Олимпу, крылат и даже «златокрыл» Эрот, чья генеалогия, впрочем, весьма расплывчата. Часто Эрот фигурирует в мифах как сын Афродиты (от Ареса, Урана или даже самого Зевса) или, по крайней мере, как член ее свиты. Но, по Гесиоду, Эрот — древнейшее божество и космогоническая сила, он появляется на свет вместе Хаосом, Геей и Тартаром. 

^{Харон и Гермес (крылатая душа-психея между ними). Фрагмент росписи белофонного аттического лекифа. 450-425 гг. до н.э. Национальный археологический музей, Афины}

В греческой литературе и философии Эрот имеет двойную природу — губительную и созидательную. В известной мифологической паре-аллегории Эрос обретает двойника — Антероса, бога разделенной «встречной» любви, но одновременно и ненависти, порожденной неразделенной любовью. «Дурной» Эрот может быть причиной вражды и мести, но Эрот благой становится силой, влекущей ввысь, все соединяющей и одухотворяющей. 

В мифологии и космогонии орфиков Эрот универсален — это владыка ключей от Неба, Эфира, Моря и Тартара. В отличие от олимпийцев, которые имеют очень конкретно очерченный индивидуальный облик, Эрот может превращаться во множество эротов, что говорит о его изменчивости и даже демоничности (daimon — понятие у греков, изначально не несущее сугубо негативных коннотаций и близкое theos — бог, но бог с неясными чертами, зачастую «бог данного мгновения»). Пиндар говорит о том, что «лучшие из Эротов» витали над ложем Зевса и Эгины.

^{Эроты, парящие вокруг Аталанты. Роспись аттического белофонного лекифа. Музей искусств Кливленда. 490-470 гг. до н.э}

Как проникающий даже в Тартар и хтонический, Эрот может сближаться в своем облике с Танатом-Смертью и, подобно демонам загробного мира, являться взорам в бесчисленном множестве видов. В эллинистическую и римскую эпохи сам Танат стал изображаться как прекрасный Эфеб, крылатый юноша или мальчик — буквально близнец Эрота.

^{Танат в образе крылатого юноши. Рельефный мраморный барабан колонны храма Артемиды Эфесской, 325-300 гг. до н.э. Британский музей, Лондон}

Пожалуй, лучше всего эту размытость между двумя полюсами божественного демонстрирует самая знаменитая «Гигантомахия» античного мира — фриз, украсивший алтарь Зевса в Пергаме. От небесных светил до «недр сокровенных» все силы мира в своем персонифицированном обличье предстают сошедшимися в этой битве. И вот тут наши взгляд и разум начинают путаться. 

Морские кони, тритоны и драконы Посейдона пугают своим видом не меньше, чем монстрические дети Земли. Геката, богиня ночи, магии и колдовства, многорукая и трехглавая, сражается на стороне олимпийцев, и на ее фоне гигант От, стоящий рядом, выглядит как юный герой или бог. Повсюду извиваются змеиные хвосты гигантов, но змеи Афины душат гиганта Энкелада, а его роскошные крылья почти соприкасаются с крылами Ники-Победы, венчающей голову Афины. 

^{Фрагмент Большого фриза Пергамского алтаря. Геката, Гигант От и Артемида. Пергамский музей, Берлин} 

^{На коллаже: 1) Фрагмент Большого фриза Пергамского алтаря. Афина, гигант Энкелад, Ника, Гея. II в. до н.э. Пергамский музей, Берлин; 2) Две Ники с жертвенным баком. Фрагмент фриза балюстрады храма Афины-Ники на афинском Акрополе. V в. до н.э. Археологический музей Акрополя, Афины}

Кстати, кто она, Ника, спутница Афины и Зевса? Порождение титаниды, адской реки Стикс, она то ли гений, то ли демон победы — сестра Зела (Соперничества/Зависти) и Бии (Насилия). О ее демонических свойствах говорит происхождение и возможность мультиплицирования (имеется в виду присутствие сразу нескольких Ник в одном пространстве. — Прим. ред.).

Все будто смешивается в единый миксоморфный поток образов. И в этом потоке гиганты и им подобные это не просто гибнущие силы, несущие угрозу мировому порядку. Они и смертны, и бессмертны одновременно, подобно горгоне Медузе, чья отрубленная голова превращается в действующий зрячий апотропей (защитный образ). Это живые, вечно сущие силы, для которых всегда найдется место в опекаемой олимпийцами вселенной. 

И в этих метаморфозах, в чередовании жизни и смерти совершается постоянное восхождение из хтонического подземного в цветущее небесное, подобно тому как сменяют друг друга День и Ночь, ступая через медный порог в сумрачных глубинах Тартара.