Он legal alien in New York

«Я прожил в свое время в Нью-Йорке пять с половиной лет. Я думал, я знаю все об этом городе, я исходил его пешком весь вдоль и поперек. Во всяком случае, мне думалось, что весь».

Нью-Йорк Лимонова — это совсем не то, что Квинс Довлатова или Бронкс Бродского. От Ист-Сайда к Вест-Сайду бродит опьяненный не такой уж нужной ему свободой бывший подросток Савенко и ищет любви. И находит ее! Многогранную, деспотичную, изматывающую, но веселую, бесшабашную и всеобъемлющую — такую, как есть сам поэт Эдичка, человек и литературное событие.

Он Хантер Томпсон счастливого человека

«Все эти размещения и передвижения будут скучны тебе, читатель, ты сотни раз уже читал, наверное, как разъезжают на автомобилях по Калифорнии писатели или их герои, потому я хотел бы представить тебе лишь самое основное — экстракт происшедшего, то, ради чего я вставил бумагу в пишущую машинку, а именно — мою встречу с Джули, 26, американской девушкой шведско-немецкого происхождения. В результате этой встречи я остался в городке на два месяца и приобрел опыт, которого у меня еще до этого не было, а именно опыт совместной жизни с необыкновенно “порядочной” женщиной, невероятно положительной, и уравновешенной, и религиозной тоже — в ее апартменте я насчитал три (!!!) Библии. И, приобретя этот опыт, я стал еще чуть-чуть грустнее».

«Американские каникулы» Лимонова — это уже чуть больше, чем автофикшен, и чуть дальше, чем гонзо-журналистика. Это почти иммерсивная постановка. Ну да, порнографическая, но сентиментально винтажная — а это уже вопрос эстетики и отчасти культурологии.

Он Хранитель, рассказывающий нежные байки из американского склепа

«Некрологи — занимательнейшее чтение. Ничто так не открывает перед нами часто таинственную завесу жизни, как извещение о смерти и короткая биография умершего. Я стал коллекционировать некрологи несколько лет тому назад. Некрологи поэтичны, и романтичны, и поучительны».

Лимонов — поэт и придает порочную образность всему, что попадается ему на глаза. А раз мы смотрим на мир его глазами… о боже-боже, никогда еще история о преследуемом нимфеткой ирландском кондукторе не была такой увлекательной.

Он enfant terrible (больше террибль, чем анфан, но в этом его обаяние)

«И у вас слишком много сексуальных сцен в книге…» — «Но мой герой сексуальный маньяк». — «Хорошо, но оставьте ему двух девочек, достаточно. У вас же их слишком много, вы повторяетесь, герой повторяется». — «Да, но если я оставлю ему только двух, то какой же он сексуальный маньяк?..»

В его прозе середины 1980-х неловких сцен больше, чем эксперты премии Bad Sex Award перелопатили за всю жизнь. Но все это так искренне, так естественно и по-своему трогательно, что не вызывает отторжения, а только веселое изумление: «А что, так можно было?» NB Да, не революционно. Но куда там Миллеру с его тропиками. Вы просто не понимаете, мистер Миллер, это другое.

Он правдоруб

«Я не люблю людей. То есть я не люблю человека массового, и массовый мужчина еще ужаснее массовой женщины».

Эдичка сразу же уточняет, конечно, чем же эта самая массовая женщина прекраснее и лучше, но тогда нам придется запаять эту цитату 18+ в пленку. Поэтому оставим простор для вашего воображения.

Он… просто Эдичка,

вернувшийся через 15 лет не забвения, но ожидания. Написанные в конце 1980-х «Американские каникулы» вновь подхватывают читателя и возвращают его в счастливые времена нью-йоркской трилогии. Но этот Лимонов давно не растерянный эмигрантский мальчик с разбитым сердцем. Он уже революционер, но еще не солдат, не сиделец, не политик. Он разъезжает по большой стране, любит ее женщин, а они любят его. Он все так же густо пересыпает свою речь крепкими словечками и англицизмами и строит предложения как положит на душу бог, в которого он не очень-то верит. Позже кто-то сочтет это откровением. Кто-то — потоком нездорового сознания. Другие — постмодернистскими опытами. Иные — поэзией в прозе.

Но все они (читай: мы), громогласно порочащие и тайком поклоняющиеся, и тогда, и теперь с удовольствием обращаемся к нему, тешим его самолюбие, ласкаем его и стимулируем его самую эрогенную зону размером с одного поэта Эдичку. А он, то ли пирующий в Вальхалле, то ли гневно стучащий в бок персонального котла и требующий поддать жару, отдается волнам этого внимания, бескорыстно отдавая себя всем и никому одновременно.

Лимонов как солнце — светит всем одинаково, и, чтобы иметь представление об очевидном пионере русского автофикшена и неявном продолжателе русских постмодернистских традиций, необходимо получить свою дозу книжного ультрафиолета. Вот зачем читать Лимонова — чтобы избавиться от скуки и, возможно, почувствовать немного любви, которая единственная только и стоит того, чтобы ею заниматься. Доказано Эдичкой.

«Тебе кажется, что ты живешь скучно, читатель? Сейчас ты поймешь, как близко ты находишься к войне, смерти и разрушению. И как ты бессилен».

Фотография обложки: tellerreport.com