«Перевод находится в вечной динамике»: интервью с переводчицей Алисой Атаровой
Как работа переводчика напоминает математику и проживем ли мы без советской школы
Работа переводчика художественной литературы иногда напоминает волшебство, однако в самом процессе нет ничего сверхъестественного. Все вопросы это утверждение, правда, не снимает. Что лучше — буквальный перевод или адаптация? Как работает мозг переводчика? Нужно ли менять ошибки в классике и придерживаться советской школы перевода? Поговорили об этой с Алисой Атаровой, востоковедом-китаистом, переводчицей издательств МИФ, «Эксмо», Freedom, «Дом историй», Popcorn Books.
— Начнем с простого! Как проходит один рабочий день из жизни современного переводчика?
— Хотелось бы сказать, что я просыпаюсь, завтракаю и сажусь переводить, но, увы, на переводы в настоящее время не проживешь (если ты не супер-пупер-переводчик). Поэтому я просыпаюсь, завтракаю и сажусь за основную работу… А переводами я начинаю заниматься, когда освобожусь. У меня есть правило: переводить по 10 страниц в день — вот хочешь не хочешь, а надо сделать. С английского это быстрее, с китайского, конечно, подольше, но в среднем у меня получается. Для перевода я обычно использую онлайн-словари, «Гугл», онлайн-переводчики — словом, большое количество инструментов. Обычно перевод стабильно отнимает в день 3–4 часа, иногда больше, если куски сложные и много фактчекинга.
— Как мыслит переводчик?
— У переводчика две проблемы: это сроки и сложные моменты в тексте. Дедлайны иногда жесткие, плюс это контракты, а при совмещении с основной работой все еще сложнее. Поэтому всегда рассчитываешь, за сколько выйдет перевести книгу. Для меня это прямо математика: скажем, дедлайн через три недели, если учитывать 10 страниц в день, то в неделю при хорошем раскладе — это 50... Ну и вот так.
Вторая проблема — это то, что написал автор в книге. И к книге надо прикипеть, «войти» в нее, чтобы стало легко переводить, но не всегда это выходит. А еще переводчик — это тот человек, который бесконечно гуглит все что угодно за автором и пытается понять, а что тот хотел сказать. Некоторые говорят, что переводчик — это почти соавтор, но я больше думаю, что переводчик — это исследователь, который знает книгу порой лучше самого автора и редактора, потому что он копает в глубину. Иногда самое простое предложение скрывает в себе двойное дно.
«Подсчитывала статистику и чуть не схватила инфаркт»
— Ты переводишь и с английского, и с китайского. Какая самая ощутимая разница в процессе работы?
— В скорости. Ну и в том, что на английском языке ты все понимаешь, а на китайском — порой не очень. А вот в контексте все наоборот: для меня китайский контекст порой понятнее, чем английский.
Скажем, для своей первой книги «Замечательная жизнь Юдоры Ханисетт» про старушку в Англии я гуглила просто бесконечно. Я не знала, что такое слаш (замороженный напиток из мелко измельченного льда), что за местные сладости, не угадывала какие-то отсылки британские — всего такого в англоязычных книгах бывает очень много. Недавно у меня была в работе современная книжка от Popcorn Books, где просто огромное количество деталей из Беркли, а я там никогда не была и ничего не понимала. Сложнее всего не упустить какую-то песню или отсылку. В китайском отловить отсылки мне проще, потому что я китаист и все это мне знакомо.
— Скоро у тебя выходит шесть томов перевода с китайского! Как ты с этим вообще справилась?!
— Сама не могу поверить... Подсчитывала статистику и чуть не схватила инфаркт. Я помню, как в начале пути мне прислали файл веб-новеллы (это файл, скачанный с китайского веб-сайта, где все главы идут сплошным текстом), и я ужаснулась: неужели это правда можно перевести? Больше 1800 страниц.
Оказывается, можно. Все преодолевается маленькими шажками (в моем случае — 10 страницами), а оглядываешься, и получается, что пройден огромный путь. Удивительное чувство. Опять же, главное — начать.
— Многие китайские тексты переводят на русский с английского перевода: если не изменяет память, то первые книги Лю Цысиня у нас изначально делали именно так. Это путь в никуда?
— Думаю, да. Я категорически против перевода анлейта на русский. Во-первых, теряются нюансы и оттенки, потому что английский переводчик уже что-то под себя сделал, как-то по-своему перевел слова, что-то убрал — мы все это делаем, каждый перевод уникален, и никогда оригинал не похож один в один на перевод. Потому, если переводить с английского, неизбежно произойдет потеря смыслов, даже если переводчик гений.
Во-вторых, это имена. Я ужасный граммар-наци (интернет-мем, ироническое самообозначение людей, трепетно относящихся к грамматике. — Прим. ред), и мне каждый раз больно, когда я вижу неправильно переведенные имена. Я думаю, что отец Палладий (создатель транскрипционной таблицы с китайского на русский) в гробу переворачивается каждый раз, когда я вижу «Чен», «Зун», «Джисен» и прочее. У меня вот кровь из глаз течет, я не могу такое читать. Кто-то скажет, что палладица не отражает реальный китайский, так и русские буквы китайский не отражают. А вся проблема в том, что в английском принята другая система транскрипции, и когда переводят с нее на русский, то получается этот кошмар.
Книгу написала какая-нибудь «Цветочная фея»
— Обычно возникает много дискуссий вокруг переводов названий книг и фильмов. Так как правильно переводить? Адаптация — верный подход?
— Я, с одной стороны, за перевод, максимально близкий к оригиналу, но это уже школа буквалистов, а она может завести не туда. Скажем, современные китайские писатели новелл используют чрезвычайно странные псевдонимы, и если переводить их дословно, то получится, что книжку написала какая-нибудь «Цветочная фея».
С другой стороны, зачастую адаптация сильно искажает изначальный смысл и убирает нюансы, которые заложены в китайских иероглифах, какие-то двусмысленности, аллюзии. Все это интересно, но не очень понятно, как лучше переводить. Поэтому я всегда за золотую середину: попробовать перевести максимально близко, но не буквально. Порой лучше оставить транслитерацию, чем перевести дословно. А порой лучше чуть отойти от оригинала, чтобы не получить что-то очень далекое от русского понимания.
— Если выходит книга с большим количество ошибок в переводе, на твой взгляд, ответственность прежде всего лежит на переводчике или на редакторе, который это не заметил перед выпуском текста?
— Как гиперответственный человек, я, конечно, всегда думала, что ответственность на мне. Но сейчас я все больше прихожу к мысли, что это должна быть, так сказать, «круговая порука». Несправедливо ругать переводчика, скажем, за опечатки в тексте — на это есть корректор, чтобы их убрать.
А еще вычитывать саму себя — самая неблагодарная и бесполезная затея. Никто не может вычитать себя так, чтобы это вышло хорошо. Я вот могу в упор не видеть косяков, потому что этот текст уже как родной и все огрехи сглаживаются.
Кроме того, если редактор это все пропустил, то разве не он должен был проконтролировать и вернуть текст на доработку? Например, я всегда готова посмотреть финальную верстку, чтобы не допустить такого, и мои редакторы тоже ответственно подходят к проверке всех этапов. В общем и целом, валить все на переводчика — это не очень здорово, потому что после него еще множество итераций с переведенным текстом, и если все в упор ничего не заметили, то чья это вина?
— Знаешь, часто говорят, что есть крутая старая советская школа перевода, а сейчас, мол, все плохо. Так ли это? Взгляд молодого поколения переводчиков.
— Я думаю, что у нас сейчас много талантливых и очень крутых переводчиков. И у нас больше свободы, больше ресурсов, больше возможностей сделать качественно и правдиво. А советское прошлое, хоть и спасибо им большое, но оно порой налагает большие ограничения. Особенно в китаистике. Скажем, недавно меня попросили отрецензировать книгу «Канон гор и морей» — у произведения есть классический перевод 70-х годов прошлого века, но в нем довольно много ошибок. Все потому, что многие иероглифы из этого древнего трактата ранее были малоизучены и переводчица, я полагаю, подбирала транскрипцию по созвучию, что в целом рабочий способ за неимением других. А сейчас есть «Байду», есть «Гугл», есть «Байхэ» и другие ресурсы, где все эти иероглифы уже идентифицированы, изучены и им дана точная транскрипция.
Я на все это указала и предложила переперевести, но, увы, издательство покупает перевод и не имеет права его изменять, поскольку ограничено договором. Хоть это и «классика», но китайский сейчас лучше изучен, и многие классические тексты хорошо бы вычитать и переперевести. Ведь никто в английском больше не будет писать про гамбургер, что это «котлета в булке», а раньше писали. Так и с китайским. Перевод находится в вечной динамике. Он никогда не стоит на месте, даже если кажется, что уже больше ничего не выдумать. Спустя 10 лет наверняка кто-то придет и скажет: а нет, тут вообще что-то другое имелось в виду.
— Какой был твой самый трудный опыт перевода?
Думаю, роман “Death of Outsider” M. C. Beaton, потому что это книга с шотландскими героями, которые говорят на смеси диалектов. Приходилось очень долго прорабатывать фактуру, продумывать, как говорят персонажи — и чтобы это не звучало слишком наигранно. К тому же это анахроничный перевод, то есть его действие происходит в 1980-х, а Шотландия того времени для меня — вообще темный лес. Так что гуглить тоже приходилось очень-очень много.
— Согласна ли ты с мнением, что чем старше человек, тем труднее ему учить языки? И что посоветуешь тем, кто вдруг решил начать?
— Полностью согласна! Я вообще не понимаю, как это я в студенческие годы учила и китайский, и английский, и японский, и немецкий одновременно. До сих пор не представляю, как могло что-то уложиться в голове (спойлер: укладывается всегда 2/4). И чем старше становишься, тем меньше времени на языки, меньше желания этим заниматься. Я вот уже несколько лет думаю снова начать учить немецкий, но пока что только начинаю начинать.
Но я знаю людей, которые взяли и начали учить. И это клево, это уважаемо. Большие молодцы.
Я думаю, что самое сложное — это начать. И еще сложно преодолеть предубеждения против языка: например, что китайский очень сложный или что немецкий звучит жестко. Я всем рассказываю, что китайский — самый легкий на свете, если «въехать» в него. Я усиленно развеиваю мифы о том, что на китайском тяжело говорить — это не так. Писать — да, но говорить очень просто. Мне кажется (это звучит по-снобски, но все же), что английский — мегалегкий язык на контрасте с остальными. Немного усердия — и у каждого получится заговорить.
И самое главное в изучении языка — это практика. Говорение, чтение, письмо — всё, как учили в школе, только теперь в жизни. Скажем, свой английский я в какой-то момент подтянула тем, что начала читать на нем. Сначала было тяжеловато, а теперь скорость чтения не отличается от русского. Тут, конечно, помогла мотивация: очень хотелось узнать, что там дальше в китайской новелле происходит, а перевода на русский еще не было (думаю, каждый, кто читал Мосян Тунсю, тут поймет меня).
На китайском я пишу дневник, просто записываю свои мысли, стараюсь включать китайские дорамы в оригинале с субтитрами, слушаю китайскую музыку, переписываюсь с друзьями.