Писал о личной жизни: «демоническая» Полина и тайное венчание

Жизнь Василия Розанова была наполнена парадоксами — возможно, потому и сама личность философа, и тексты его настолько уникальны в своей драматургии.  

Не пересказывая всю биографию Розанова подробно, остановимся на нескольких фактах, во многом определивших направление его мысли, довольно шокирующих: будучи юным выпускником университета, только пробующим себя в поле философии и критики, во многом вдохновленным творчеством Федора Достоевского (первая масштабная философская работа Розанова посвящена «Легенде о великом Инквизиторе»), Василий Розанов женится на «демонической» Полине Сусловой — в прошлом музе и любовнице Достоевского, о которой Федор Михайлович отзывался в письме брату Михаилу так: 

«Аполлинария — больная эгоистка. Эгоизм и самолюбие в ней колоссальны… Я люблю ее еще до сих пор, очень люблю, но я уже не хотел бы любить ее. Она не стоит такой любви».

Розанову 24 года, Сусловой — 40, довольно скоро становится ясно, что вместе они несчастливы, но расставание не приносит Розанову покоя: Полина не дает писателю развода, и он не может жениться вновь.

Почему эти особенности личной жизни важны для читателей «Опавших листьев»? Потому что, в том числе из-за этого ужасного ограничения, необходимости тайно венчаться со своей второй, любимой женой Варварой Бутягиной, Розанов много размышляет о роли брака, отношении к браку и семье церкви, праве на развод:

Но тема семьи и брака лишь одно из направлений, по которым Розанов рассуждал и спорил с религией и церковью. Возвращаясь к уже отмеченной парадоксальности этого человека, напомним, что он одновременно писал о любви, чистоте и семье и, завороженный фактом рождения женщиной ребенка, предлагал «определить возраст», за которым женщина сможет рожать без брака — чтобы не пропадала даром возможность даровать жизнь. Довольно смелые рассуждения для дореволюционного времени.

Вел бесконечные дискуссии, даже с самим собой

Листки «Опавших листьев» феноменально сочетают высокий штиль, философию и довольно откровенную телесность, интимность на грани (а возможно, и за гранью?) приличия.  Зинаида Гиппиус, бывшая соратница писателя по Религиозно-философским собраниям (из которых он вышел после нескольких скандалов⁠), писала о розановских текстах: 

«Это — то, что мы, каждый из нас, если думает, — не записывает, а если и запишет по привычке к перу, то или разорвет, или, сам страшась перечесть, — запрячет подальше, навсегда».

Из собраний Розанов был исключен в том числе после активных выступлений по нашумевшему «делу Бейлиса» — судебному процессу по обвинению еврейского юноши в убийстве. 

Критики отмечают, что в своих работах Розанов был то антисемитом, то, напротив, начинал защищать евреев, публиковал статьи в идеологически противоположных политических журналах и спорил сам с собой, ругая и политику, и литературу, и даже Гутенберга с его станком.

Оставлял «геотеги» и «статусы»

«Первый блогер» уставал от количества информации накануне революции и мечтал о поиске новой истинности, интимности — в своем жанре.

Интересно, что Розанов предвещает социальные сети не только краткостью и откровенностью заметок, периодически в записях он ставит в скобках «геотег» или «статус», по сути, сильно меняя интонацию написанного. Как демонстрирует эксперт «Полки» Полина Рыжова: 

«…Большое значение в жанре “листков” имеет их необычное внешнее оформление. Миниатюра обычно заканчивается заключенной в скобки пометкой о том, когда, в каких условиях и на чём она писалась, при этом текст и примечание к нему нередко входят в комическое противоречие. К примеру, возвышенный и сентиментальный пассаж о любви (“Нужно, чтобы о ком-нибудь болело сердце. Как это ни странно, а без этого пуста жизнь”) Розанов обрывает сообщением, что текст был записан “в ват…”, то есть в ватерклозете. Смысл подобных контрастов автор объяснял в издательском послесловии первого короба “Опавших листьев”: с точностью указывая везде “место и обстановку пришедших мыслей”, он хотел показать, что сознание человека нередко находится в разрыве с ощущениями…»

Жизнь Розанова закончилась также парадоксально и печально: переживавший скорую потерю болеющей жены Розанов умирает раньше ее, а из шестерых их детей ни у кого не случается семейного счастья и большой семьи — того, что, пожалуй, казалось важнейшим для их отца. 

Однако в жизни философа и писателя было немало света (в том числе и благодарных отзывов о его творчестве, пусть не всегда в прессе от критиков, но в письмах и диалогах).

«…Да не воображайте, что вы “нравственнее” меня. Вы и не нравственны и не безнравственны. Вы просто сделанные вещи. Магазин сделанных вещей. Вот я возьму палку и разобью эти вещи.

Нравственна или безнравственна фарфоровая чашка? Можно сказать, что она чиста, что хорошо расписана, “цветочки” и все. Но мне больше нравится Шарик в конуре. И как он ни грязен, в copy, — я однако пойду играть с ним. А с вами — ничего» («Опавшие листья»).