Поезд революции Чайны Мьевиля
Что пишут за рубежом о книге «Октябрь: История русской революции»
В издательстве «Альпина нон-фикшн» выходит переиздание книги английского писателя-фантаста Чайны Мьевиля «Октябрь: История русской революции». Это не проза, а исследование революции 1917 года — ее причин и последствий, — написанное с присущими Мьевилю азартом и изобретательностью. Собрали и перевели выдержки из зарубежных изданий, писавших о книге. Как автор меняет оптику на знакомые события?
Главное достижение Чайны Мьевиля в «Октябре» — уход от идеологических битв и возвращение к ошеломляющей реальности событий. Здесь нет ни злорадства по поводу кровавых последствий революции, ни покровительственной речи о неудачных экспериментах, обреченных на провал. Известный как левый активист и автор фэнтези или, как он сам называет, weird fiction, Мьевиль пишет с азартом и волнением энтузиаста, который хотел бы, чтобы революция увенчалась успехом.
Кадр из фильма Сергея Эйзенштейна «Октябрь», 1927 г.
Но его прежде всего интересует драматический нарратив — странные факты — самого неспокойного года в истории России: забастовки, протесты, бунты, грабежи, массовые дезертирства из армии, захваты земель голодными крестьянами и ожесточенные сражения не только в Петрограде, но на каждой широте и долготе огромной страны.
Одна из черт Мьевиля, которая ярко проявляется в книге, — его восхитительная готовность исследовать сложность, неразбериху, неравномерность и динамичность революционного процесса. В ходе обсуждения книги в Лидсе (город в Англии. — Прим. ред.) Мьевиль ответил на вопрос о восхищении поездами, которое нельзя не заметить как в его художественной прозе, так и в этой книге. Он отметил, что, хотя поезд обычно становится образом однонаправленного движения и неуклонного линейного прогресса, истинный революционный характер поездов как средства транспорта — в множестве направлений, по которым их можно пустить: это всевозможные развилки и ответвления, по которым мчатся поезда.
Этот образ неустанного движения, причем не всегда однонаправленного и полностью предсказуемого, повторяется в книге, меняя оптику читателя, привыкшего смотреть на события ретроспективно.
Нужно ли писать еще один том о произошедшем в России сто лет назад? Что этот исследователь странного и зловещего (имеется в виду Чайна Мьевиль. — Прим. ред.) может нам об этом рассказать?
Кузьма Петров-Водкин. Петроградская мадонна, 1920 г.
Оказывается, много чего. И это связано с необходимостью пересмотра и пересказа истории захвата власти, который произошел во время Октябрьской революции. Мьевиль умеет пролить свет на те аспекты нашего существования, которые в вежливом разговоре принято обходить стороной. Его лучшее произведение напоминает нам о силе, заключенной в инаковости: системы отбрасывают людей в прошлое, но в этих людях часто заключен и образ нашего будущего. В то время как более традиционный историк мог бы описать последовательность событий, Мьевиль исследует каждый момент истории неспешно, рассматривая разные измерения происходящего и все возможные исходы.
За исключением редких погружений в марксистско-ленинский жаргон, термин «революционная защита» упоминается несколько раз — когда Мьевиль переходит к описанию событий. Он пишет блестяще: справедливо, точно и с удивительным вниманием к нюансам. Получается гораздо более живо, чем в большинстве книг на эту же тему, изданных за последние два поколения — особенно о революциях за пределами Петрограда и Москвы, которые часто игнорируются. Его анализу можно не верить на слово и воспринимать с долей скепсиса, но «Октябрь» — захватывающий рассказ о революции. Особенно о большевистском перевороте в октябре 1917 года.
