Почему так популярны романы, в которых соединяется сразу несколько жанров и стерлась ли грань между литературой «интеллектуальной» и «жанровой»? Разбираемся в материале вместе с литературными критиками и книжными блогерами.

В современной прозе сильно ощутимо стремление к кросс-жанровости — когда в одной книге сочетаются темы и элементы двух или более разных жанров. Авторам становится тесно — ведь любой жанр в той или иной степени требует следования определенным канонам, даже если писатель намеревается их сломать, деконструировать, — и каждый новый роман становится своего рода уникальным артефактом, где авторское видение темы или проблемы помещено в рамку из сплава нескольких жанров. 

Это может быть притча с элементами хоррора и триллера («Раз мальчишка, два мальчишка» Аси Демишкевич), производственный роман с авантюрным сюжетом и элементами психологического романа («Парадокс Тесея» Анны Баснер), мистика на стыке с магическим реализмом («Пятно» Анны Пестеревой), боевик и детектив с фантастическими элементами («Песнь о Сиде» Рагима Джафарова). Вариантов множество. Татьяна Соловьева, главный редактор издательства «Альпина.Проза», рассказывает, почему в издательстве появляется так много кросс-жанровых текстов. 

В последнее время граница между жанровой прозой и так называемой большой литературой все сильнее размывается: это естественный и позитивный процесс, потому что серьезная литература не должна быть скучной, и жанровые элементы, фантастические допущения, приемы триллера или приключенческой прозы, конечно, способствуют расширению читательской аудитории. Как правило, на стыке жанров обычно рождаются самые интересные тексты, которые вызывают самые жаркие дискуссии. 

Так было с элементом магического реализма в романе «Отец смотрит на запад» Екатерины Манойло, с лавкой чудес в книге Рагима Джафарова «Марк и Эзра 2.0», со сказочным нарративом в произведении Аси Демишкевич «Раз мальчишка, два мальчишка», наконец, с элементами триллера и тру-крайм в «Детях в гараже моего папы» Анастасии Максимовой. Это книги, которые в первую очередь интересно читать. Но увлекательность в них не мешает серьезному содержанию и глубокому смыслу.

Кросс-жанровость — одна из монументальных особенностей современной прозы. Она присуща ей также, как желание говорить на темы, которые многие годы в общественном пространстве поднимались очень осторожно или не поднимались вовсе (домашнее насилие, женская телесность, буллинг). Как максимальная концентрация на личных историях, на психологических состояниях героев, их мироощущении. Синтез жанров лишь помогает сделать текст еще острее и интереснее: он не мешает копать глубоко, но при этом именно смесь разных жанровых элементов зачастую поддерживает интерес к чтению и, можно сказать, делает из романа так называемый пейдж-тернер (роман, от которого не можешь оторваться. — Примеч. ред.). 

К тому же именно за счет, казалось бы, косметического эффекта (жанровые элементы — обычно про сюжет, сеттинг, атмосферу) углубляется смысловой пласт текста, ведь за счет добавления схематичных жанровых элементов можно взглянуть на знакомую тему (проблему) под иной оптикой. В уже упомянутом «Пятне» Анны Пестеровой мистическое и магическое становится метафорой для разговора и о домашнем насилии, и об одиночестве, и о социальных проблемах малых городов; исторический сеттинг и детективные линии циклов Юлии Яковлевой — инструмент, необходимый для преломления толстовской оптики на события после войны 1812 года; фантастическое в «Литорали» Ксении Буржской — катализатор, заостряющий социальную проблематику (и локальную, внутри семьи, и глобальную, между отдельно взятым человеком и деструктивным обществом). 

Кросс-жанровость — один из важнейших трендов современной прозы. Мир становится сложнее, вместе с ним усложняются запросы современных читателей: они все активнее ищут новые впечатления и оригинальные сюжеты, что побуждает авторов к экспериментам. Сегодня текст должен быть чуть больше своего жанра в том числе, чтобы адекватно отразить многоаспектность меняющегося мира. Синтез жанров отвечает на вызовы времени и читательские запросы, создавая новые горизонты для литературного творчества.

Интересно наблюдать, как кросс-жанровость влияет на премиальный процесс, притом не только в России, но и за рубежом. В последние годы лауреатами и победителями престижных премий зачастую становятся книги, существующие на стыке жанров; тексты, далекие от более академического подхода к литературе, романы-эксперименты. «Саша, привет!» Дмитрия Данилова — психологический роман в форме антиутопии, получивший «Книгу года»; «Семь Лун Маали Алмейды» Шехана Карунатилака — остросоциальный текст, местами близкий к журналистскому расследованию и при этом наполненный элементами фэнтези и локальной мифологией — духами, демонами, загробными путешествиями; «Оккульттрегер» Алексея Сальникова (третье место на «Большой книге» в 2023 году) — тоже роман, построенный на синтезе жанров. 

Я бы не сказала, что в последнее время литературные премии начали отдавать предпочтение книгам с синтезом жанровой литературы. Скорее, их начали включать наравне с так называемым боллитрой, то есть большой литературой. Это вполне естественно, поскольку жанровая литература — это понятная для широкого читателя форма, в которую можно завернуть сложную мысль или идею. Или показать читателю однозначную ситуацию с неоднозначной точки зрения. То есть пригласить читателя к диалогу. А что это, если не одна из функций литературы. 

И если прийти к читателю можно простым и доступным путем, то зачем идти сложным?! Я думаю, именно поэтому многие авторы выбирают этот синтез: чем больше прочтут, тем больше задумаются. А за авторами подтягиваются и премии.

Кросс-жанровость размывает и в конце концов стирает границы, смешивает все и вся, нивелирует противостояние литературы «интеллектуальной» и «жанровой», закрепившееся в массовом читательском сознании. Элементы, допустим, детектива проникают в серьезную психологическую прозу («Холодные глаза» Ислама Ханипаева), а элементы психологического романа — в, казалось бы, формульное фэнтези («Берег мертвых незабудок» Екатерины Звонцовой). Теперь зачастую невозможно отличить одно от другого, книжный мир перестал жить в мире фантастических обложек из девяностых, за которыми скрывались штамповые сюжеты. 

Обычно при конфронтации «большой» и «жанровой» литературы для первой характерным называют упор на рефлексию, которую текст должен вызывать у читателя; для второй — сюжетный драйв. Но многие современные романы берут лучшее от каждого «лагеря». 

Грань между жанровой и интеллектуальной прозой стирается. И началось это отнюдь не в нулевых. Если мы будем говорить о мировом литературном процессе, не ограничивая его территориальными границами, то сразу можно вспомнить «Солярис» Станислава Лема: фантастика? Да. Интеллектуальная проза? Очень. Точно не та книга, которую можно читать для развлечения и понять с первого раза. Многие книги прошлого, которые создавались авторами только ради гонораров и читались аудиторией ради развлечения, сегодня стали проверенными временем шедеврами литературы, о которых пишут монографии и которые можно обсуждать в течение бесконечности и далее. 

Эта тенденция закрепилась, когда в литературе оформился модернизм, а затем и постмодернизм (про метамодерн вообще молчу): когда современные авторы стали жонглировать смысловыми слоями, деталями, стали играть с читателем в магический реализм, подмигивать аллюзиями и отсылками, — в этот момент кто-то великий игриво стер линию, которая как будто оберегала меловым кругом неприкосновенную интеллектуальную прозу от жанровой. 

Сюжеты жанровой литературы (не все, но всё же) становятся более закрученными, под этой динамикой внимательный читатель может заметить все то, что спрятал автор, потому что литература развивается и писатели, как это было всегда, улавливают этот процесс. Трудно удержать читающую привереду банальным «кто же убийца?» или «как же избранная Мэри Сью победит злого императора заморских земель?» — это первая причина использования стирательной резинки. 

Вторая — писатели сегодня закрепили за собой звание лидеров мнений (больше не нужно оформлять подписку на «Дневник писателя», чтобы узнать, что хотел сказать автор по тому или иному инфоповоду, для этого есть соцсети). Писательское мировоззрение проникает в его тексты и книги. И это невозможно не заметить (из недавних примеров — книги Ребекки Куанг, которые местами даже переполнены идеями: ее жанровая проза стремится к интеллектуальной).

Безусловно, эта тенденция не иллюстрируется вообще всеми книгами в числе жанровых, которые сейчас издаются. По-прежнему в магазинах существуют книги, которые призваны в первую очередь развлекать, а не грузить читателя тяжелыми думами. Книги продолжают конкурировать с терабайтами иного контента, к литературе больше требований: когда потребитель ежедневно знакомится с новыми историями и лихо закрученными сюжетами, оставлять его только с этим аттракционом динамики и секретов даже странно. Сегодня этого недостаточно, читатели хотели и хотят думать. По крайней мере, мне хочется в это верить.