Осенью в издательстве «Альпина нон-фикшн» вышла книга «Империя истребления» британского историка Алекса Кея. В эксклюзивном интервью с автором выяснили, почему исторический контекст — ключевой фактор для понимания зверств нацистов, как священнослужители не противостояли массовым убийствам и кому из жертв удалось спастись.

«У всех жертв нацистов была общая черта»

— Вы позиционируете «Империю разрушения» как «единственную книгу, которая охватывает все основные группы жертв массовых убийств нацистов». Какие возникли сложности при объединении столь огромного количества информации под одну обложку?

— Одной из сложностей было решение о том, что включить в книгу, а что оставить вне ее. У нас, историков по нацистской Германии, в распоряжении огромное количество материала. Жертв было настолько много, а страдания были настолько велики, что этого бы хватило на несколько томов. Тем не менее я хотел сделать книгу доступной. 

Вторая проблема заключалась в том, что некоторые группы жертв до сих пор были объектом только ограниченного пула исследований на английском языке. Я же работал с большим количеством работ на немецком. Все остальные важные для книги публикации были доступны только на польском или русском. Например, книга Марии Вардзинской об Intelligenzaktion («операции „Интеллигенция“») против польской правящей верхушки.

— Часть книги посвящена массовому уничтожению людей различных национальностей (включая немцев), а не только евреев. Почему это произошло? Мы склонны думать, что антисемитизм был центральной идеей в нацистской идеологии. Но вы предполагаете, что это не совсем так.

— Есть общие черты и шаблоны, характерные для всех современных геноцидов, но также существовали сугубо нацистские мотивы для массовых убийств. Нет единого объяснения действий преступников. Ответ можно найти, только если рассмотреть взаимодействие нескольких факторов, сходящихся в определенных исторических обстоятельствах. Поведение нацистов не может быть объяснено только через их идеологию, но все же не может быть понято без нее, поскольку антисемитизм всегда служил общим оправданием для действий преступников. 

Однако более половины жертв преднамеренной нацистской политики массовых убийств не были евреями. Антисемитизм как мотивирующий фактор не может объяснить, почему немецкие (и австрийские) преступники убивали  белорусских крестьян, морили голодом немецких психиатрических пациентов или отравляли газом австрийских цыган. Антисемитизм был только одной, пусть и важной, составляющей нацистской идеологии: биологический расизм, евгеника и радикальный этнический национализм также были ключевыми элементами политики. Они необходимы нам для объяснения нацистских зверств против  неевреев. 

Однако, несмотря на различия, у всех жертв была одна фундаментальная общая черта. Семь основных программ массовых убийств, рассмотренных в моей книге, произошли в военные годы. И это не совпадение. Общность, которую разделяли различные группы жертв, была тесно связана с военным конфликтом и стратегией Германии. Хотя каждая из программ убийств содержала в себе расовый (и расистский) компонент, военная логика была центральным обоснованием целей, поскольку жертвы рассматривались нацистским режимом как потенциальная угроза способности Германии бороться и в конечном итоге выиграть войну за господство в Европе. 

— В предыдущем интервью вы упомянули, что одной из главных причин, по которым нацисты убивали детей, был страх их будущей мести. Есть ли случаи, когда спасшиеся дети действительно мстили за родителей? 

— Я не осведомлен о каких-либо фактических случаях такой мести. Однако после войны небольшое число выживших в Холокосте создали организацию под названием «Нокмим» («месть» на иврите), члены который хотели насильственно отомстить нацистам.

«Нокмим»

— О Второй мировой войне не только написано (и пишется!) множество книг, но и снято (и снимается!) множество фильмов. Такое кино, на ваш взгляд, обычно исторически точное? И должно ли таковым быть? 

— За исключением редких случаев, фильмы о Второй мировой войне, как правило, в том или ином виде исторически неточны. Некоторые аспекты изменяются или упрощаются, чтобы сделать кино более доступным для массового зрителя. Однако, учитывая тяжесть темы и уровень страданий прототипов, мне кажется, что во всех таких фильмах должен быть консультант-эксперт, дающий советы, благодаря которым картина получится исторически достоверной. 

«То, что было вне закона, стало правильным и оправданным»

— «Обычные люди, действующие в определенных обстоятельствах, могут совершать необыкновенное зло» — это один из выводов, которые можно сделать после прочтения вашей книги. Почему число участников массовых убийств было таким большим? 

— Глубокие идеологические убеждения, которые я упомянул ранее, были присущи не нескольким фанатикам, а сотням тысяч обычных людей одновременно. Эти люди были выходцами не только из элитных нацистских организаций, таких как СС, но и в значительном числе из вермахта, численность которого между 1935 и 1945 годами составляла примерно 18 миллионов человек.  Это почти полный срез мужского населения. Поэтому очень многие преступники пришли не с периферии, а из самого сердца немецкого общества. 

Распространенность радикальных идеологических убеждений в рассматриваемые годы указывает на определяющую роль исторического контекста в произошедшем. Преступники были не столько «обычными людьми» (как их называет Кристофер Браунинг), сколько «обычными немцами» в необычное время истории Германии. Имеется в виду, что те конкретные поколения немцев, благодаря определенному стечению обстоятельств и событиям предыдущих десятилетий, были особенно радикализированы и более склонны к поиску экстремальных решений проблем. 

Есть еще одна причина, почему контекст эпохи оказывается ключевым в объяснении произошедшего. Немецкое государство предоставило своим последователям средства насилия, обычно недоступные большинству людей. Затем санкционировало применение крайнего насилия против нескольких групп, которые были дегуманизированы и объявлены законными целями  «атаки»: психиатрические пациенты, евреи, славяне и другие. На поздних этапах войны эти группы уже не имели никакой правовой защиты и могли быть убиты безнаказанно. 

Нацистский режим создал структуру, позволяющую его последователям, под прикрытием войны, совершать деяния, которые в иных обстоятельствах едва можно представить. Только таким образом можно объяснить, как стало возможным возвращение сотен тысяч убийц к нормальной жизни после окончания войны. Более того, все они интегрировались в немецкое общество: стали школьными учителями, менеджерами банков, врачами, продавцами и даже мэрами городов. При нацистском режиме поведение, когда-то считавшееся неправильным и незаконным, стало правильным и оправданным, оно было не только разрешено, но и желаемо. Следовательно, стало легитимным. 

Два капеллана, которые попытались спасти детей

— Во время работы над книгой встречались ли вам истории людей, которые отказались участвовать в массовых убийствах или, возможно, даже пытались предотвратить их, спасая других? 

— В конце августа 1941 года около 90 еврейских детей были убиты в городе Белая Церковь, расположенном в 80 километрах к югу от Киева. Их родители были убиты ранее в том же месяце в рамках совместной операции местного военного командира и зондеркоманды 4a под руководством Пауля Блобеля. В течение нескольких дней дети (некоторым из них не исполнилось и двух месяцев) оставались без еды, пока два капеллана вермахта, прикрепленные к 295-й пехотной дивизии, — протестант и католик — не обратились к своим начальникам, решив заступиться за детей. 

Это единственный документально зафиксированный случай, когда духовенство пыталось предотвратить убийство евреев во время Холокоста. Протест капелланов побудил штабного офицера поднять вопрос о том, что следует делать с детьми. Полевой командир вермахта Йозеф Ридл был уверен, что «их нужно уничтожить». Вскоре вопрос был доведен до сведения командующего 6-й армией фельдмаршала Вальтера фон Рейхенау, который решил, что «следует поступить подобающим образом». Дети были расстреляны зондеркомандой 4a. 

^{Белая Церковь в годы войны} 

В отличие от двух священников в Белой Церкви подавляющее большинство (потенциальных) исполнителей не протестовали. Они убивали невинных мужчин, женщин и детей. Лишь некоторые попросили перевести их на места вдали от полей убийств, запросили переподчинение до или после начала массовых расстрелов или отказались принимать участие в расстрелах беззащитных евреев. 

Однако тот факт, что не задокументировано ни одного случая, когда кто-то из этих людей понес какие-либо серьезные последствия за отказ участвовать в массовых убийствах (смертельный приговор, тюремное заключение или перевод в штрафной батальон), должен заставить нас задуматься.

— Были ли врачи, саботировавшие программу «детской эвтаназии» в Германии?

— Иногда врачи на месте в специальных палатах для убийств заключали после первоначального осмотра, что переданные туда дети все-таки не были «недостойными жизни», и таким образом отменяли предыдущие решения консультантов Рейхскомитета. Этих детей затем немедленно выписывали, чтобы освободить место для новых. Но даже тогда не все родители забирали своих детей. 

Родственникам несовершеннолетних пациентов института для умственно отсталых детей в Мосбахе, например, было недвусмысленно заявлено: «По приказу Министерства внутренних дел Третьего рейха психиатрическая больница Шварцахерхоф должна быть очищена. Немедленно заберите своего ребенка, или он будет переведен в другое учреждение». Родственники 71 ребенка откликнулись на этот призыв и забрали своих детей, в то время как родственники оставшихся 28 ничего не сделали. 

Дневник Юры Рябинкина и интервью Йозефа Перла

— В «Империи истребления» много свидетельств выживших — тех, кто чудом избежал казни, пережил годы в концентрационных лагерях или голод. Как вы собирали эти свидетельства? Были ли такие, которые произвели на вас особое впечатление?

— На сегодняшний день существуют прекрасные ресурсы: например, коллекция устных историй выживших в Холокосте евреев в Архиве звука Британской библиотеки; свидетельства, хранящиеся в Национальном центре Холокоста и музее в Лакстоне; база данных свидетельств «Хроники террора» в Институте Пилецкого в Варшаве или более известная коллекция Клода Ланцмана Шоа в Мемориальном музее Холокоста США. Музей Карлсхорста в Берлине недавно приобрел обширную коллекцию писем бывших советских военнопленных. 

Я пользовался всеми этими источниками, а также множеством опубликованных и неопубликованных писем и дневников советских, польских и немецких гражданских лиц, чиновников. В результате включение зачастую малоизвестных и невероятно мощных свидетельств жертв и выживших стало важной частью моей книги. 

Есть два свидетельства, которые особенно запомнились мне. Одно из них — это рассказ Йозефа Перла, подростка-еврея из Чехословакии, который стал свидетелем расстрела своей матери и четырех сестер в конце 1941 года, в возрасте десяти лет. Он смог выжить в нескольких гетто и концентрационных лагерях и в конечном итоге воссоединился с отцом примерно через 20 лет после войны. Он был рядом с матерью и сестрами в момент их убийства и сам был следующим в очереди на расстрел. Тогда случился авиаудар, и Йозеф смог убежать с места расстрела, воспользовавшись хаосом. В 1988 году он дал обширное аудиоинтервью, которое  стало частью коллекции устных историй выживших в Холокосте евреев. В книге я подробно цитирую отрывки, где он описывает убийство своей матери и сестер и последующий побег. 

Самый поразительный аспект внушительного свидетельства Йозефа Перла — это его воспоминания о сенсорных переживаниях, которые он испытал, столкнувшись с неизбежной смертью: интуитивное чувство опасности, запах земли, вид того, что он описывал как «кипящая известь» в братских могилах, отсутствие боли, когда его мать и четыре сестры были расстреляны, и «механическое» функционирование его тела. С одной стороны, возникает искушение усомниться, насколько надежными могли бы быть воспоминания Йозефа Перла почти пятьдесят лет спустя, но, с другой — он был способен воспроизвести мельчайшие детали, которые, очевидно, врезались ему в память. 

Другие свидетельства — это дневник Юры Рябинкина, 15-летнего (затем 16-летнего) русского мальчика, жившего со своей матерью и сестрой в осажденном Ленинграде. Он начал вести дневник в день немецкого вторжения, и его душераздирающая борьба между голодом и совестью пронизывает необычайно честные, зрелые  записи на протяжении ноября и декабря 1941 года. Он умер от голода в начале следующего года. Это жуткая, трогательная и глубокая история. Дневник Юры Рябинкина держал меня в особенном напряжении. Его история хорошо известна в России, и некоторые выдержки были включены в две более обширные работы о блокаде Ленинграда на английском. Однако большая часть дневника все еще не опубликована на английском. И, насколько мне известно, ни на одном языке не было попыток опубликовать полное издание отдельным томом. 

Сейчас вместе с Челси Самбеллс я готовлю аннотированное издание всего дневника на английском языке, дополненное вводным эссе о его истории и важности.

Преступники, которые не были наказаны

—  Вернер Катель, который создал программу по убийству детей, так и не понес наказания за свои преступления. Впрочем, как и Эрнст Вентцлер, еще один консультант Рейхскомитета. Много ли нацистов, совершавших массовые убийства, ушли от ответственности?

— С 1945 по 2019 год в судах Западной Германии было осуждено всего 6676 нацистских преступников, из которых только около 1000 был вынесен приговор за убийство. Это число совершенно не сравнимо с общим количеством преступников. По оценкам, от 200 000 до 250 000 немцев и австрийцев — почти все мужчины — были непосредственно вовлечены в массовое убийство европейских евреев. Сюда не входят те, кто был обвинен в чем-то еще: например, в краже собственности евреев. 

Если учесть всех, кто выполнял ту или иную функцию в механизме убийства людей, то общее число увеличивается до более чем 500 000 человек только для геноцида европейских евреев. Многие другие участвовали в программах массовых убийств, направленных против других групп жертв. 

^{Сохранившийся фрагмент интервью Кателя}

Из огромного количества нацистских преступников, которые вообще не понесли ответственности за свои преступления, я могу выделить нескольких. Это Густав фон Бехтольшейм, чья 707-я пехотная дивизия убила более 10 000 евреев в Беларуси осенью 1941 года; Хайнц Рейнефарт, начальник операций во время жестокого подавления Варшавского восстания в августе и сентябре 1944 года, когда были убиты 185 000 мирных жителей; Валентин Фальтхаузер, директор психиатрической больницы в Кауфбойрене, где последний ребенок был убит 29 мая 1945 года, через полных три недели после прекращения боевых действий в Европе.

— Преступления нацистов были чудовищными, чтение о них болезненно и трудно. Мы можем только представить, как тяжело было вам написать эту книгу. Что поддерживало вас в процессе работы над ней?

— Есть некое моральное обязательство перед жертвами: рассказать их историю как можно более честно. Я опирался на обширные свидетельства  выживших и тех, кто погиб. Это, возможно, помогло им обрести голос. Поэтому читатели могут относиться к жертвам как к реальным людям, а не элементам статистики.  Если «Империю истребления» эмоционально трудно читать, давайте на мгновение представим, насколько бесконечно сложнее жертвам нацистских преступлений было переживать все описанные события. Именно осознание этого помогало мне. А еще — поддержка моей семьи.