Созидательная любовь к родине, или Зачем нужен исторический нон-фикшен

Ни один исторический роман не придумывается просто так, «из головы». Можно было бы только предполагать, сколько архивных материалов и свидетельств было прочитано и переосмыслено во время работы над каждым из текстов, если бы не возможность познакомиться с документальной основой. Однако есть книги — путеводители по историческим периодам: каждая из них — дублирующая улица и самостоятельный маршрут. Благодаря им эпоха, давшая основу для реконструированных событий, становится трехмерной: проясняется контекст, персонажи — как вымышленные, так и реальные — обретают большую глубину, нанесенные широкими мазками характеры дополняются штриховкой и тенями. Сфера интересов Иванова давно была определена географически, но постепенно хронотоп его нон-фикшена расширился от Петровских времен до постсоветской России и от Уральского хребта до берегов Днепра и Дона.

Каждый том белой серии не историческая справка и не перечень музейных экспонатов вперемешку со знаковыми локациями. События документальных текстов проживаются так же ярко, как и художественных: детальные описания и подробный исторический и культурологический комментарий дарят читателю достаточный эмоциональный опыт, подкрепленный реальными знаниями. Автор далеко не кабинетный теоретик, он лично прошел маршрутами многих своих героев, восстанавливая картины былого непосредственно там, где все происходило. И эти недюжинные усилия души и тела, по Иванову, и есть привязанность к родной земле: «Любовь к Родине означает знание Родины и созидательную деятельность».

«Дебри», или Сибирская конкиста

Дилогия «Тобол» поражает размахом: Сибирь в жерновах петровских реформ, переплетение нескольких судеб, и судьба целого региона в этом переплетении. «Дебри» же — полномасштабная ретроспектива событий от сибирского похода Ермака Тимофеевича до преображения Сибири в имперский надел Петра Великого. Это скрупулезное, порой жесткое изложение нелицеприятных фактов: страницы церковного раскола, колонизация коренных народов, судьбы плененных после Полтавской битвы шведов, бугровщики (сейчас бы их назвали черными копателями) и прибыльщики (по сути, рэкетиры на госслужбе), тотальная коррупция — и все же великая трудная история великой непростой земли. Книга написана в соавторстве с Юлией Зайцевой. Вдвоем авторы предприняли несколько экспедиций по местам описываемых событий.

«Вилы», или Увидеть русский бунт

«Золото бунта» сложно назвать строго историческим или узко авантюрным романом, Иванов не облегчает задачу читателю, незнакомому с локациями вдоль реки Чусовой, не употребляющему специфические словечки и не столько глубоко погруженному в эпоху, чтобы понимать все беды и чаяния сплавщика Осташи, отправившегося на поиски казны Емельяна Пугачева. Но стоит открыть «Вилы», и читательское восприятие делает новый виток: не надейтесь, намного легче не будет — на вас хлынут потоки новой информации, но многое станет понятнее, лакуны заполнятся, а смутные картины приобретут резкость и контраст.

Сбродный люд, вставший под знамена мужицкого царя, едва не поднял на вилы народного восстания всю российскую землю, но Иванов не считает тот давний беспощадный русский бунт, объединивший повстанцев из разных сословий и этнических групп, бессмысленным. Он пристально изучает феномен пугачевщины, но делает это максимально отстраненно, хотя благодаря мастерству рассказчика события давно минувших дней кажутся ожившими картинами, завораживающими и пугающими одновременно, — ведь ни одна из них не вымысел.

«Ёбург: город храбрых», или Сто новелл одного города

«Стадия Ёбурга, промежуточная между Свердловском и Екатеринбургом, могла бы оказаться временем катастрофической метаморфозы, когда непонятно, что происходит, что делать, что получится в итоге. Но в “лихие девяностые” в любых свистоплясках Ёбург не терял ни амбиций, ни идеализма. А потому в те непростые годы Ёбург дал собственные ответы на все обжигающие вопросы эпохи. Это самое главное: он дал все ответы на все вопросы».

Эта книга отличается от прочих в серии тем, что состоит из ста новелл и посвящена довольно узкому в масштабах многовековой истории Урала периоду на временной ленте — одиозным девяностым прошлого века, стыку между развалившейся империей и едва рожденным демократическим государством. Да и топос этого ограниченного хроноса не так широк — уже не Свердловск, но еще не Екатеринбург, который современники редуцируют до Еката, а само слово «Ёбург», кажется, никто из опасливого суеверия уже не тянет в 20-е годы XXI столетия. «Ёбург» — прежде всего люди: персоналии, известные всей стране. Люди, одновременно олицетворявшие город и порожденные его особой энергетикой. Художественная пара «Ёбурга» — роман «Ненастье», в котором само название будто намекает на беспросветную хмарь. Но Ёбург Иванова это еще и тот самый уникальный культурный пласт — художники, драматурги, сценаристы, поэты, прозаики и музыканты, зачинатели знаменитого уральского рока.

«Хребет России», или Урал как миф о самом себе

Еще сто новелл, но уже не столько о людях, сколько о месте, делающем их теми, кто они есть. Уникальная во многих смыслах локация представлена в развитии как самосотворяющийся миф. После «Хребта России» обозреватели и критики заговорили об «иденти» — жанре, исследующем идентичность, привязанную к территории, помноженной на историю. Эта сцепка не столько с национальной принадлежностью, сколько привязанность к месту, в которое ты врос корнями или прикипел душой. Здесь Иванов-публицист, переключившийся из режима Иванова-беллетриста практически в режим Иванова-поэта, воспевающего свой край, — сложный, но любимый безусловной любовью, не знающей сослагательного наклонения. Здесь сам ландшафт будто сообщает документальному повествованию сюжетные твисты, и Урал, отделяющий Европу от Азии, на деле объединяет оппозиционные сущности: «Такова судьба Урала: быть местом встречи и порождать что-то новое. Урал — это плавильная печь, производящая новые образы и смыслы».

«Горнозаводская цивилизация», или Соль уральской земли

Иванов продолжает исследовать уральский феномен: вслед за разговором о людях и ландшафтах пришло время для разговора о том, как хребет России стал одним из самых индустриализованных мест на материке, если не на всей планете. Урал стал государством в государстве с собственной столицей в Екатеринбурге, здесь даже крепостное право определялось не принадлежностью к угодью, а привязкой к производству. Здесь был собственный кодекс как конституция — Горный устав и собственное понятие державности. Иванов скрупулезно изучил города и веси, лично объездив десятки населенных пунктов. Но горнозаводская цивилизация по Иванову не составляется единственно из фактов и свидетельств эпохи, это байки, легенды и былички этих мест, их мистическая составляющая, мотивы которой легко угадают те, кто когда-то читал роман-легенду о покорении Чердыни «Сердце пармы».

«Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателем», или Действительность в вопросах и ответах

Алексей Иванов — прозаик, культуролог, исследователь, философ, гид, демиург… Список не бесконечен, но достаточен, чтобы уместить в него пятнадцать лет ответов на вопросы о смысле жизни, писательства и вообще. «Быть Ивановым» — не декларировать истину в последней инстанции, но честно и обстоятельно делиться мыслями и взглядами. «Надо заслужить право слова, право голоса, иначе слово обесценивается», и это право автор, безусловно, заслуживает кропотливым исследованием уральского феномена, скрупулезным сбором фактом, мастерским балансированием между вымышленным и реальным в тех местах, где сама история стирает границы между тем, что было и что привиделось. Такой текст невозможно пересказать или объяснить, но по нему можно составить срез настроений, наконец, понять современников или окончательно расписаться в собственном бессилии постичь их — впрочем, решать читателям, потому что сам автор о них и себе давно все знает: «Я никогда не верил, что пишу плохо или быть писателем — не для меня. Я знал, чего стою, даже если никто не разделял моих оценок».

«Речфлот», или По волнам великой памяти

Последний по времени художественный роман Алексея Иванова «Бронепароходы» стал пятнадцатым по счету. Его действие, происходящее вдоль берегов Волги и Камы, охватывает период Гражданской войны. Но за объемным художественным текстом, как всегда, стояло много больше документальных материалов. «Речфлот» объявили самой ожидаемой нон-фикшен книгой года еще в прошлом декабре, и не зря. Пятнадцать глав о пароходах и их людях от Петровских времен до угасающего речного флота постсоветской России — история великих побед и великих разочарований. Иллюстрированные хроники, раскрывающие как мрачные, так и доблестные страницы. Уникальное исследование уникального флота — речного, крупнейшего на планете.