От этрусков до венценосных императоров — так кратко можно охарактеризовать всю историю Римской империи. И каждый из ее ключевых этапов давно нашел отражение и в массмедиа, и в литературе, как художественной, так и научно-популярной. Попросили Марию Кириллову, научного редактора книги «Мессалина: Распутство, клевета и интриги в императорском Риме», рассказать о ключевых эпохах Рима и посоветовать кино и книги о них.

В конце II — начале I тыс. до н. э. на территории Италии наступает железный век. На юге Апеннинского полуострова появляются греческие колонисты, в Центральной Италии расцветает цивилизация этрусков. Именно на ее периферии в VIII в. до н. э. был основан Рим, один из многочисленных городов, появившихся в это время. Он находится на окраине территории латинов, одного из народов древней Италии. После изгнания этрусских царей из Рима начнется долгий путь подчинения соседей и трансформация из рядовой общины в город, покоривший всю Италию, а потом и все Средиземноморье.

Это непростой исторический период для реконструкции, потому что, с одной стороны, есть данные археологии, которые нужно как-то интерпретировать, с другой — более поздняя римская традиция, к тому же основательно мифологизированная. Казалось бы, можно ли о нем вообще написать художественное произведение? И, как ни странно, с оговорками, но да. 

«Лавиния» Урсулы Ле Гуин — это, грубо говоря, фанфик по «Энеиде». «Энеида» была написана Вергилием в I в. до н. э. и, в свою очередь, представляет собой нечто вроде фанфика по поэмам Гомера, поскольку связывает описанную в «Илиаде» Троянскую войну с римской историей: троянцы во главе с Энеем долго скитаются, пока не достигают берегов Италии, чтобы их потомки основали Рим. Таким образом, древняя Италии для «Энеиды» не основная локация, а событийная сторона происходящего там, разумеется, мифологична, хотя и учитывает римские представления о древности.

Ле Гуин делает главной героиней второстепенного персонажа «Энеиды» — Лавинию, дочь царя Латина, которая стала супругой прибывшего в Италию Энея. 

Не углубляясь в сюжетную линию, опишу свое впечатление как историка, которого, кстати, интересует этот период. Во-первых, в книге отражено многообразие населения древней Италии: латины, рутулы, вольски, греки, многие другие народы и, конечно же, этруски. Автор достаточно достоверно излагает детали этрусской религии и особенности их контактов с латинами. Ле Гуин убрала из повествования богов, но много внимания уделила описанию римской религии. Быт, который она реконструирует, прост. Он действительно приближен к реалиям железного века.

Однако этот примитивный быт порождает социальные отношения как в XIX столетии. Страх и стремление задобрить населяющих окружающий мир богов, вокруг которых и сосредоточены многочисленные ритуалы римской религии, абсолютно чужды персонажам. Природа и люди, за исключением матери и пасынка, добры к Лавинии, кровь жертвенных животных течет как будто потому, что так надо. Наверное, самая античная героиня книги — мать Лавинии, судьбой и характером чем-то неуловимо напоминающая Федру, — воспринимается как что-то чуждое и непотребное. Однако же для писательницы это сознательная позиция. Из послесловия мы узнаем, что кровавый мир сериалов про Рим, полный насилия и непотребств, ей не близок. Поэтому «Лавиния» — это в каком-то смысле попытка реконструкции «старого доброго» античного Рима.

О перипетиях внутренней жизни Рима в период царей и ранней Республики мы знаем из более поздних источников, в основном из Тита Ливия. Немногие из связанных с этим периодом сюжетов до сих пор живы в массовой культуре. Среди исключений — случай Гая Марция, патриция, получившего прозвище Кориолан за взятие Кориол, города вольсков. Этот сюжет обессмертил Шекспир в одноименной трагедии. Историю Кориолана античные источники рассказывают по-разному; сходство, однако, в том, что изгнанный из Рима Кориолан привел под стены города войско вольсков, своих бывших врагов. Эта трагедия неоднократно ставилась и экранизировалась, одна из наиболее известных версий — постановка 2013 г. с Томом Хиддлстоном в главной роли.

Из научно-популярных книг об этом периоде становления римского влияния в Италии мне в свое время понравилась книга Кэтрин Ломас «Возвышение Рима: от железного века до Пунических войн» (The Rise of Rome: From the Iron Age to the Punic Wars, 2018) именно за комплексный подход к источникам, сочетающий анализ археологии и умеренно критический подход к более поздним литературным источникам. В целом в книге излагаются представления современной науки о древней Италии. Может, читатель однажды увидит ее и на русском языке.

Завоевав большую часть Апеннинского полуострова, римляне столкнулись с региональной державой, которая до сих пор преобладала в Западном Средиземноморье, — Карфагеном. Началось многолетнее противостояние — Пунические войны. Пунами римляне, как известно, называли карфагенян. Пунические войны были полны драматических поворотов, самый важный из которых связан с именем Ганнибала и произошел во вторую Пуническую войну. Победив Карфаген, Рим продолжил свое победное шествие по Средиземноморью…

Источники о об этом периоде всё еще суховаты и не так многочисленны, как бы хотелось не только историкам, но и писателям и сценаристам. Притом что Пунические войны — важный сюжет для римлян, как будто на время интересы писателей переносятся в манящий экзотикой Карфаген. О событиях последних 50 лет средней Республики историки осведомлены не просто плохо, а очень плохо — а ведь это время накануне значимого кризиса Римской Республики, закончившегося ее превращением в Римскую империю, там точно происходило что-то интересное!

Пожалуй, здесь я бы ограничилась научно-популярной книгой Джона Преваса «Клятва Ганнибала: Жизнь и войны величайшего врага Рима»(2019), не вспомнить которую нельзя, поскольку это был мой первый опыт сотрудничества с «Альпиной нон-фикшн». Прочтя книгу Преваса, читатель узнает, насколько много неясного в истории Пунических войн и в судьбе Ганнибала. Я помню, как много вопросов ко мне касалось деталей описания битвы при Каннах, а ведь это одна из самых известных битв и Пунических войн, и Античности!

Это драматический период для истории Рима по насыщенности и судьбоносности событий, некоторые из которых зафиксированы подробно, буквально по часам. Римская Республика переживала политический кризис, который находил разные выражения: это и диктатура Суллы с кровавыми проскрипциями (если не первым в истории, то памятным опытом массового политического террора), и потрясшее Италию восстание Спартака, в конце концов, Юлий Цезарь с завоеванием Галлии, победой в гражданских войнах и трагической гибелью, Антоний и Клеопатра.

С этим периодом связано бесконечное количество книг, пьес, фильмов. Позволю себе быть глубоко субъективной. В 2010 г., когда я училась на первом курсе университета, руководительница семинара по истории Древнего мира и в близком будущем моя научная руководительница то ли порекомендовала нам сериал «Рим», то ли упомянула его — в общем, мы кинулись смотреть. Надо сказать, оценили. Как-то через несколько лет, слушая на экзамене обескураживающе плохой ответ студентки, я подумала про себя: «Эх, а если она хотя бы сериал посмотрела, могла бы сейчас хоть из него что-то пересказать…»

Сериал «Рим» охватывает период от гражданской войны между Цезарем и Помпеем до установления принципата Августа. Часть его героев вымышлена, часть — известные политические деятели, однако их взаимоотношения часто представлены иначе по сравнению с историческими источниками. Иногда это обусловлено характерами экранных персонажей, иногда — необходимостью не перегружать повествование второстепенными лицами. 

Наверное, главное требование к историческому фикшену — художественная обоснованность. «Рим» ему соответствует, и поэтому даже самые убежденные борцы за исторический реализм оказались готовы примириться с недочетами сериала. В целом содержащиеся в нем исторические неточности неоднократно разобраны и специалистами, и любителями, но, пожалуй, надо отметить главное — довольно высокий уровень историчности, но при этом — динамичность повествования, не лишенного натурализма. Этот натурализм, впрочем, оказался более «выкручен» в других исторических сериалах (например, в том же «Спартаке»).

Сериальная культура последних лет, как мне кажется, повлияла на книжные исторические боевики, которые пишутся в сеттинге Древнего Рима. Когда я открыла «Забытый легион» Бена Кейна (СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2022), книга произвела на меня впечатление попытки сценария к сериалу. Исторический сеттинг такой густой, что ложка стоит: упоминаются и восстание Спартака, и Сулла, и участники первого триумвирата, и этрусская дисциплина, и гладиаторские игры, и лупанарии. Автор старается, но зачастую оказывается где-то не там: например, тщательно описав составные части религиозного учения этрусков, автор помещает Фалерии в Северную Италию и делает из них особо важный центр этрусской религиозности (он таким не был), хромает и сюжетная сторона. В целом автор постарался учесть как можно больше реалий, притом что повествование довольно динамичное и вполне отвечает образу жестокого, натуралистического и кровавого Рима, который так не понравился Ле Гуин, но у которого довольно много фанатов.

Рим эпохи Империи — это Рим эпохи расцвета. Есть много попыток представить его на экране, но самая яркая кинематографическая картинка этого Рима лично для меня — это «Сатирикон» Феллини (1969). Древний Рим у Феллини подчеркнуто фантазийный. Казалось бы, у итальянского режиссера были все возможности снять реальные римские руины, однако он не пытается древний Рим воссоздать или скопировать, он играет его заново, играет на наших представлениях об эпохе. В нем уродливое, грязное и натуралистичное подсвечено идеальным, чистым и красивым. Не правда ли, вечный город, украшенный роскошными садами, богатыми дворцами, статуями с их непроницаемым лицом и идеальным телом, в нашем сознании так естественно сочетается с рабами, которые изуродованы клеймами, с гладиаторами, которые погибают на арене; в конце концов, с гнилыми зубами жирных патрициев и их испорченными нравами?

Если продолжать тему испорченности, то как тут не упомянуть книгу «Мессалина: Распутство, клевета и интриги в императорском Риме». История гибели Мессалины в изложении нарративных источников всегда выглядела странновато, и первая глава книги начинается именно с описания этой гибели, которое должно заставить читателя задаться вопросом: «Подождите, Мессалина была настолько глупая?» И дальше автор книги потихоньку разворачивает перед нами историю Мессалины, в какой-то степени политическую историю императорского Рима и предлагает отличную от источников, но в общем-то правдоподобную версию событий. Мессалина в итоге оказывается пусть и не особо симпатичной личностью, но отнюдь не такой тупой и развратной, какой ее часто представляют в массовой культуре (о чем есть отдельная глава).

Как-то, дав творческое задание, я с удивлением узнала, что некоторым моим студентам нравится роман Генрика Сенкевича «Камо грядеши?» (1896), чем они меня, честно говоря, изрядно удивили. Удивило не в последнюю очередь то, откуда они вообще узнали про эту книгу и почему решили прочитать – допускаю, что подсказали родители. Сенкевич действительно хорошо усвоил римские реалии и подал их на уровне наших современных представлений о Древнем Риме. Сюжеты, о которых мы мало что знаем достоверно, он активно достраивает, что в общем-то и должен делать писатель исторического романа. Сама интрига и герои, конечно, похожи на его другие произведения (тот же роман «Огнем и мечом»). Тем не менее, очевидно, что это конфликт затягивал читателей во времена Сенкевича и затягивает, как ни странно, сейчас.

Если коротко, Поздний Рим — это очередное перерождение политической системы, противостояние варварам, а также борьба христианства и язычества. Одна из наиболее ярких фигур этого времени — император Юлиан Отступник, с именем которого связывают попытку реставрации язычества и гонения на христиан. Насколько Юлиан этому образу реально соответствовал? Скорее, не совсем, однако именно такую память о нем нам оставили христианские авторы. Эта фигура безусловно притягивала писателей. В частности, Дмитрия Мережковского. Его книгу «Смерть богов. Юлиан Отступник» (1895) мне в свое время порекомендовали со словами, что есть роман про Юлиана у Гора Видала, но у Мережковского — лучше. 

Мои персональные впечатления такие: Мережковский, как и Сенкевич, жил в эпоху, когда с Античностью плотно знакомились еще в школе. Его часто обвиняют в занудности и чрезмерной учености описаний, но забавная деталь — язык Мережковского постоянно выбрасывает нас в Российскую империю. Римского военного трибуна он называет «провинциальным щеголем», римские солдаты боятся розог, совсем как крепостные крестьяне, а няни, старцы, богомольные бабушки — они все как будто вырезаны из российских реалий. И, как ни странно, это по-своему естественно выглядит, учитывая, что в духовные искания Юлиана Мережковский заложил свои собственные. То есть это интересный пример актуализации римской истории. Несмотря на свою философскую подоплеку, роман динамичный, характеры яркие, читается легко, а вылавливание странных речевых оборотов становится игрой, в которую играешь параллельно с чтением.