Разбираемся, как работают фантастические допущения, чем интересна мистика, а чем — антиутопия, на примере романов Дмитрия Захарова «Кластер», Ольги Птицевой «Край чудес» и сборника Ольги Харитоновой «Чужая сторона».

Фантастические допущения разного рода — от мистики до технологий будущего — все чаще проникают в так называемую большую литературу, в рамках которой главная задача автора — не развлечь читателя, а поговорить с ним и предложить поразмыслить над проблемами, идеями. Во многом благодаря фантастическим допущениям такой диалог получается интереснее, проще и легче — это все равно что посещать научно-популярные лекции не в стенах института, а, допустим, в баре или кофейне. 

Писательский инструментарий огромен: такими допущениями могут стать и элементы социальной фантастики, которые будут навевать воспоминания о лучших образцах жанра XX века (Ольга Харитонова «Чужая сторона»); и картины антиутопического будущего во власти корпораций, а также ожившие игрушки (Дмитрий Захаров «Кластер»); и мистические легенды о заброшенной больнице, которые на глазах читателя обретают плоть и кровь и лишают сна (Ольга Птицева «Край чудес»). Все это помогает авторам показать центральную тему романа через причудливую призму, или, если точнее, цветной калейдоскоп, частички которого к финалу текста собираются в цельную картинку. Социально-политические проблемы, психологические травмы — словом, все, за что читатель так любит большую литературу, обогащается, играет новыми красками и точно не оставляет читателя равнодушным, вовлекает его в захватывающую игру, правила которой заданы не просто с первых страниц, а с аннотации. 

К тому же, открывается больший простор для символизма, а создать в романе или рассказе двойное дно становится куда проще. При этом ни одно допущение никак не дискредитирует текст, он остается таким же цельным, качественным — и стилистически, и содержательно, и драматургически. Вместе с авторами новинок «Альпины.Проза» попытаемся разобраться, какое место занимает фантастическое допущение в современной прозе и ждет ли нас ренессанс социальной фантастики.

— Как ты определяешь жанр социальной фантастики? Жива ли она в литературе XXI века?

— Мне интересна жизнь современного россиянина, а фантастика для меня — это способ понять эту жизнь, разобраться в происходящем со мной, моей семьей и страной. Мои рассказы — мысленные эксперименты, которые все мы ежедневно проделываем, размышляя, например, что стоило сказать во вчерашнем разговоре или что было бы, пойди мы другой улицей через заброшки. Просто мои эксперименты чуть более диковаты.

В современной литературе социальной фантастики всё больше, ведь мир усложняется, общество изменяется, а человек и автор задаются всё новыми вопросами.

— Зачем тебе нужны фантастические допущения? 

Люди не любят, когда им рассказывают страшное про жизнь — им неприятно и тревожно, но фантастика помогает их обмануть, подвести к важному разговору ненавязчиво. Я написала рассказ о вернувшемся с подводной лодки «Курск» подводнике-амфибии — и вот мои друзья уже читают газетные статьи об августе 2000 года.

Выгода читателя в жанре — легкое вхождение в текст, ведь его мир так похож на реальный. А выгода автора — возможность чуть исправить реальность, которую он на самом деле изменить не в силах. Перебирание иных вариантов реальности хорошо примиряет с тем вариантом, в котором живешь.

Близость фантазий к реальной жизни позволяет мне всегда быть словно наполовину в своих текстах, мне не нужно специально в них погружаться: всё, что есть здесь, есть там, и наоборот. Великое удовольствие — присваивать себе окружающее, достоверно затягивать в текст встреченную на улице старушку, жухлую траву, стаю голубей. И равное же удовольствие — иметь над всем затянутым художественную авторскую власть.

— Почему интересно работать в жанре антиутопии с фантастическими допущениями?

— Магический реализм и фантастические допущения  для меня — проявитель и закрепитель, которые позволяют увидеть на белой бумаге контрастные изображения. Как правило, дня сегодняшнего.

Я как читатель никогда не любил лобовых высказываний. Не люблю их и как автор. Мне кажется, что элемент фантастического помогает отступить на пару шагов и посмотреть на происходящее немного другим, менее зашоренным взглядом. 

— Какой мир ближайшего будущего в литературе будет достоверным? Как это было с «Кластером»?

— Насчет образа ближайшего будущего — хороший вопрос. К сожалению, у меня нет столь же хорошего ответа. После того как лучезарный образ будущего из книг второй половины XX века потускнел, новый в наших краях просматривается плохо. Разве что как раз в виде антиутопии. Экспансии к звездам не случилось. Человечество не только не объединилось и не решило общие проблемы, но и делает великанские шаги в прямо противоположном направлении. Но сам человек со времен Аристотеля изменился слабо, и он как был, так и будет предметом рефлексии писателей и читателей — и в ближайшем будущем, и в отдаленном.

Поэтому и «Кластер» — о человеке и человеческом, даже несмотря на то, что один из героев —  плюшевый медведь. Для меня эта книга о детстве, предательстве и самопожертвовании. 

— Антиутопии стали трендом современности или все же нет? 

— Я думаю, да, одним из трендов определенно стали. Причин много, но я бы сказал о двух.

Во-первых, антиутопии — почти всегда политический жест, ведь они критикуют некое общественное устройство, заявляют позицию по его поводу. Во-вторых, антиутопии, конечно, не могут предотвратить печальные общественные, политические и прочие изменения. Но могут научить людей ориентироваться в наступившей — не всегда приятной — реальности гораздо лучше. То есть антиутопии могут стать подобием инструкций по действиям в кризисной ситуации.

— Молодые авторы перестали бояться фантастических допущений?

— Мне сложно обобщить свой опыт (и опыт моих коллег, с которыми я достаточно близка, чтобы обсуждать художественные инструменты) до категории «молодые авторы», но я точно знаю, что сегодняшние писатели от 20 до 30+ уже не смотрят на фантастические допущения как на что-то обесценивающее их текст. И это меня радует. Кажется, времена «белого пальто» проходят, и творчество снова становится свободным и ярким, уходящим от стереотипов, мол, «большая» реалистичная проза — единственное, к чему стоит двигаться. Увлекательная история — вот хорошая цель. К ней я готова стремиться.

— Почти все твои книги написаны на стыке реальности и фантастического допущения: нельзя провести четкую грань между действительным и выдуманным. В чем преимущество такого подхода? Лучше ли он отражает реальность? 

— Мне важно говорить в своих текстах о том, что меня беспокоит. А беспокоит меня сегодня всё как на подбор — сложное, страшное, запретное. И разговор об этом напрямую может оказаться некомфортным, даже небезопасным. Фантастические допущения позволяют мне создать пространство вымысла, в котором самые конфликтные темы становятся частью увлекательного сюжета. Так диалог выходит за рамки отражения нашей реальности и превращается в путешествие, где герои (да и читатель) сталкиваются со сложными переживаниями, но не травмируются о них. Для меня это часть моей писательской ответственности.