Взаимосвязь анархизма и феминизма ставит в центр внимания ряд вопросов из области анархистского активизма и анархизирующего действия. У анархизма сложные взаимоотношения с феминизмом. С одной стороны, женщины-анархистки выступали с резкой критикой доминирующих тенденций в феминизме и призывали к его анархизации. С другой, антифеминистские настроения в анархизме подтолкнули представительниц анархического феминизма к тому, чтобы бросить вызов патриархальным устоям. Первое побудило анархисток разъяснить особенности своей политики, пролив свет на две основные концепции в анархистском активизме: прямые действия и префигурация. Второе показывает, как феминистская критика непрерывно способствует преобразующим изменениям внутри анархистских движений.

Мобилизация женщин для участия в предвыборных кампаниях в конце XIX века сформировала анархическую критику. По некоторым признакам феминизм появился раньше суфражистских кампаний: борец за права трудящихся, социалистка Флора Тристан, которую ее внук Поль Гоген называл «анархистским синим чулком», была убежденной сторонницей социалистического феминизма в 1830–1840 годах. Однако борьба за избирательные права не только повысила значимость феминизма, но и помогла сузить его определение как движения, направленного на расширение гражданских прав. При этом она также разделила феминисток по партийно политическим линиям и отделила анархисток от неанархисток, исходя из отношения к вопросам организации и стратегии.

Во многих случаях анархистки выдвигали те же аргументы против доминирования мужчин, что и их сестры, не относящие себя к анархисткам.

Будучи сторонницами свободной любви, они отвергали брак как легализованную проституцию и боролись за права на собственное тело и собственных детей. Будучи официально заклейменными как «истерички», они выступали за ликвидацию специальных психиатрических больниц, построенных с целью излечения их от «нравственного безумия». Будучи источником вдохновения для мужчин, они отвергали тягостные стенания своих поклонников, равно как и их непрошеную защиту. Будучи женами, они восставали против заточения в собственном доме. Будучи натурами творческими, они боролись за право получать образование и заниматься видами производственной деятельности, безосновательно считающимися мужскими. Будучи работницами, они отвергали дискриминационные режимы, при которых женщины подвергаются навязчивым процедурам обыска, досмотра интимных частей тела и систематическим домогательствам со стороны полицейских. Будучи обнищавшими труженицами, они критиковали карательные системы правосудия, которые приговаривали женщин к тюремному заключению за проституцию. Будучи теми, кто вынашивает детей, они игнорировали законы, ограничивающие их возможности контролировать собственную репродуктивную функцию. Будучи потенциальными матерями, они высоко ценили уникальные и особые способности женщин по выкармливанию детей и уходу за ними.

Будучи антимилитаристами, они воспринимали традиционалистские призывы к материнству как идеологический маневр, призванный превратить женщин в машины для непрерывной поставки пушечного мяса.

Во время суфражистских кампаний анархистки часто с восхищением писали о протестующих. Они приветствовали смелость их действий, демонстративное неповиновение в виде голодовок, стойкость активисток, которые терпели наказания (как санкционированные, так и незаконные) во имя общего дела. Создавалось впечатление, что суфражистское движение размыло границы между политическим и прямым действием, которые отделяли анархистов от остальных партийно-политических акторов и привели к их исключению из Второго интернационала. Между тем анархистки утверждали, что стратегическая логика суфражистской кампании знаменует собой разделение путей анархистов и неанархистов: для анархистов принцип прямого действия занимал центральное место.